Начало: Тексты, справочники и документы	Первая страница Святоотеческое наследие Разные тексты Свт. Филарет (Дроздов) OrthodoxyLib Православный интернет Евангельский синопсис Духовные стороны Добротолюбие избранное Пролог в поучениях День за днем Церковный календарь

Я хотел немного побеседовать с вами об Иисусовой молитве. Может быть, вы и сами достаточно много знаете, читали, тогда эта беседа будет вам просто в напоминание. Кстати, можно затронуть и вопрос о самонадеянности. Святитель Игнатий (Брянчанинов) сказал замечательные слова, что при помощи Иисусовой молитвы можно стяжать высший вид смирения - ненадеяние на себя. Когда-то много лет назад я спрашивал у отца Андрея, игумена Андрея Машкова, что такое смирение. Я тогда был молодой, и мне казалось, что если я получу точный ответ, то тут же все исполню, и тогда у меня все пойдет на лад, тем паче что я прочитал у Иоанна Лествичника, что смирение - это искоренительница всех страстей. Я думал: "Вот и хорошо, приобрету одно смирение - и все страсти искоренятся". Видимо, в связи с желанием узнать, что такое смирение, и таким образом облегчить свою внутреннюю борьбу, я к отцу Андрею и обратился. А он говорит: "Смирение - это ненадеяние на себя". Я этим словам удивился и подумал, что он что-то не то сказал. Он больше не стал ничего говорить на эту тему. Видимо, потому что почувствовал, что я это сердцем не принял и не согласился с ним. Кроме того, он вообще очень кратко всегда объяснялся, без особенных комментариев, и поэтому казалось, что он говорит чрезвычайно простые, примитивные вещи и как бы между прочим. Хотя на самом деле его простые, незатейливые слова исходили из очень глубокого, продуманного, серьезного опыта. Когда я также ему докучал вопросами о разных добродетелях, о которых прочитал у Иоанна Лествичника или у других отцов, он мне неоднократно говорил: "Молись и все". Я изобретал всякие средства для того, чтобы приобрести, например, память смертную, или страх Божий, или смирение; помню, я как-то к нему насчет памяти смертной обратился и он мне сказал именно это. Вроде бы, ну что тут такого: "молись и все". Как будто никакого ответа нет, а на самом деле лишь спустя многие и многие годы, можно сказать даже сейчас только, я начал понимать, что от Иисусовой молитвы в сердце человека действительно приходят все добродетели, конечно, если он противится греховным помыслам. Правильнее сказать, не от самой молитвы, а от благодати, которая более всего приобретается внимательной молитвой Иисусовой, все добродетели приходят в душу человека: и страх Божий сам собой является, и память смертная, и смирение, понимаемое именно так, как говорил о нем отец Андрей, - ненадеяние на себя. И хотя я об этом читал у святителя Игнатия, я удивился его словам. Все же, видимо, пока сам не испытаешь, не поверишь по-настоящему сердцем своим, не прочувствуешь это - не согласишься. Я, конечно, не к тому говорю, что я эти добродетели приобрел, но просто понял, что без молитвы или, можно сказать, вне молитвы их приобрести невозможно. Это не значит, что мы можем позволить себе делать что угодно и при этом только молиться, и все само собой произойдет. Конечно, мы должны понуждать себя к исполнению заповедей, но необходимо помнить, что главным и даже почти единственным средством - настолько важным, настолько довлеющим, что все остальные средства становятся только вспомогательными и как бы дополняющими, - является молитва Иисусова. В ней - и борьба с самонадеянностью, и само покаяние.

Когда мы пытаемся приобрести такую всеобъемлющую, очень важную добродетель, как покаяние (через которую, скорее всего, все доброе и приобретается, без которой, наверное, и спастись никто не может), то часто думаем, что размышление о своих грехах, о своих немощах поможет нам прийти в сокрушение сердечное и в нас появится покаяние. Но это не так. Покаяние, как и все прочие добродетели, приходит от действия благодати Божией, а благодать Божия удобнее всего приобретается молитвой, поэтому от внимательной молитвы рождается все. Без Иисусовой молитвы невозможно ни заповеди исполнить, ни стяжать какие-нибудь добродетели, ни победить какие-либо страсти, невозможно даже понять, что; на самом деле необходимо делать, - и поэтому все в конечном счете сводится к ней. Если воспользоваться библейским образом, молитву Иисусову можно сравнить с океаном, который в первобытные времена, до потопа, обтекал всю землю и орошал ее. Так же и без живительного действия молитвы, этого духовного океана, ничто в человеке не может произрастать и тем паче плодоносить. Духовная жизнь начинает в нас замирать, когда мы несколько уклоняемся от занятия молитвой, увлекаемся самыми благовидными делами, или когда мы как будто бы исполняем свой долг и таким образом отвлекаемся, или стремимся к приобретению знаний, или, может быть, впадаем в какое-то нерадение, остываем, или под предлогом смирения (именно, подчеркиваю, под предлогом, а не под действием истинного смирения) начинаем успокаиваться и молиться спокойно, как бы только исполняя свою обязанность, будто бы в ожидании, когда Господь посетит нас, а сами не проявляем дерзновения. Короче говоря, духовная жизнь замирает в нас, когда мы оставляем молитву под самыми разнообразными предлогами: или от действия страстей, или от действия мнимого смирения, или от занятия необходимыми делами, может быть и чрезвычайно нужными.

Если мы совершаем свой путь без болезни сердечной, как об этом говорят многие святые отцы, то плода принести не можем. В этом делании - в молитве Иисусовой - очень важно иметь такую добродетель, такое свойство, как болезнь сердечную. Это не значит, что у человека должно болеть сердце буквально (не дай Бог, кто-нибудь так чересчур примитивно поймет) и что должно быть какое-то постоянное душевное страдание. Болезнь сердечная - это переживание о своем спасении, о своем преуспеянии, это ревность к тому, чтобы изменяться, двигаться вперед, чтобы приближаться к Богу.

Если кто боится, что он, проявляя чрезмерное усердие к Иисусовой молитве, таким образом покажет дерзость пред Богом и что это будет неуместно и богооскорбительно, то пусть подумает, что сама эта молитва по своему точному смыслу является молитвой покаяния, а если мы имеем дерзновение в покаянии, то, конечно, Бог на это прогневаться не может. Иисусова молитва учила бы нас смирению, даже если бы в ней не было слова "грешного", которое усугубляет покаянное настроение. Ибо и само выражение "Господи, помилуй" передает основной смысл этой молитвы. "Господи, помилуй" уже говорит о том, что мы считаем себя людьми недостойными милости Божией, обязанными просить ее у Бога, то есть что мы считаем себя людьми лишенными чего-то. И вот ни о чем не думая, ни о чем заранее не помышляя, просто внимательно молясь, мы в этой молитве находим все необходимое нам для того, чтобы смириться. И чем с большим дерзновением мы молимся, чем с большим дерзновением напрягаем внимание (конечно, нужно сделать оговорку, что все должно быть разумно и умеренно, каждый должен действовать сообразно мере своего преуспеяния), - иначе говоря, чем больше мы понуждаем себя ко вниманию, тем больше приобретаем покаяния и смирения. И потому не нужно бояться этого дерзновения, не нужно думать, что Богу не угодно это наше усердие. Наоборот, все святые отцы шли таким путем, прибегая даже к различным искусственным приемам для усугубления внимания и преуспеяния в молитве: с дыханием вводили ум в сердце, взирали умственным взором на верхушку сердца или, например, вместо всякого слова, произносимого гортанью человека, произносили слова Иисусовой молитвы и таким образом сосредотачивались и собирались. Это наиболее распространенные приемы занимающихся Иисусовой молитвой. И никто из отцов не считал, что они дерзновенны. Если святитель Игнатий и делает некоторую оговорку, что эти приемы не обязательны и можно без них обойтись, то отсюда не следует, что они вообще не нужны. Иному, действительно, лучше просто молиться, только вмещая ум в слова молитвы, а иному можно прибегнуть и к искусственным средствам. И сам святитель Игнатий оговаривает их, поскольку понимает, что люди все равно вынуждены будут к этим искусственным приемам прибегать, и поясняет, как нужно правильно их применять. Некоторые из них вообще кажутся нам какими-то дикими, странными, их даже сам святитель Игнатий не мог понять, не мог поверить, что они соответствуют учению святых отцов, например такой: держать ум при пупке. Святитель Игнатий говорит, что это хула на молитву и так далее, поскольку он не читал всех творений святителя Григория Паламы, который тогда еще не был переведен на русский язык. Только в наши годы, семидесятые-восьмидесятые, он был переведен и недавно, всего несколько лет назад, опубликован. Вышли "Триады в защиту священнобезмолствующих", где святитель Григорий Палама говорит, что нет ничего зазорного в том, чтобы держать ум на пупке и таким образом препятствовать низменным страстям подниматься вверх и охватывать душу человека, и это одно из средств, которые помогают попирать плотские страсти. Я знаю людей, которые пользовались подобным средством, и оно действительно помогало. "А почему бы не прибегнуть к сердечной молитве?" - спросите вы. Сердечная молитва является постоянным деланием, и уже находясь в этом состоянии, подвижники прибегали к названным приемам, чтобы остановить плотские страсти. А святитель Игнатий (Брянчанинов) считал, что это какое-то недоразумение и клевета на Григория Паламу. Конечно, мы в основном руководствуемся учением святителя Игнатия; безусловно, он наиболее подходящий учитель для монахов последних времен, наиболее осторожный, рассудительный, точно изъясняющий учение древних отцов, но нельзя абсолютизировать некоторые второстепенные моменты его учения и впадать в буквализм. Поэтому я, например, советую тем, кто уже перешел от молитвы устной к молитве умной, пользоваться способом, который рекомендует преподобный Симеон Новый Богослов. А он советует взирать умом на вершину сердца. Этот совет он преподает в "Трех образах внимания и молитвы". Феофан Затворник при переводе этого творения на русский язык упустил самый важный момент, когда преподобный Симеон говорит собственно о третьем образе внимания и молитвы. Суть же предлагаемого Симеоном Новым Богословом метода состоит в том, что надо умом взирать на вершину сердца. Вот о чем он говорит. И это метод очень действенный, может быть, даже более уместный и легкий, чем соединение молитвы с дыханием.

Я еще раз напоминаю вам о том, что ваше преуспеяние будет зависеть по большей части от усердия к умному деланию, к Иисусовой молитве. Откровение помыслов, частая исповедь, старательное исполнение послушания, конечно, необходимы, но нужно понимать, что все это подобно планетам, вращающимся вокруг Солнца, а Солнце - молитва. Сами основополагающие добродетели монашеской жизни: послушание, откровение помыслов, отсечение своей воли - вы исполнить не сможете, если не будете прибегать к помощи Божией. А не исполняя эти добродетели, конечно же, и ни в чем остальном не преуспеете. Разумеется, большое значение имеет откровение помыслов, но все же само по себе без усердия к молитве оно ничего не даст - это только вспомогательное, а не единственное средство борьбы со страстями. Никто не может человека очистить, если его Сам Господь не очистит. А если мы не будем об этом просить, не будем прибегать к Нему и прилепляться к Нему всем сердцем, всей душой, всем разумом, всей крепостью (Мк.12:33), как сказано в Евангелии, тогда никакой самый мудрый старец, не то что отец П. или отец Авраам, а сам Антоний Великий не поможет. Никто человеку ничего не даст, если он не будет прилепляться к Господу, потому что один у нас есть Отец и Наставник, один у нас Учитель - это Господь Иисус Христос, как Сам Он сказал (см. Мф.23:9). Если кто-то не получает помощи от наставления: хотя приходит, исповедуется, выслушивает какие-то советы, но потом оказывается, что они бессильны, что он не меняется, вновь претыкается, падает, - то подчас этот человек думает, что виноват "неопытный" наставник. А на самом деле виноват сам этот человек. Никто не претендует на абсолютное рассуждение, которое в наше время, наверное, и найти почти невозможно, но мы сами должны усердствовать и прибегать к Господу. Он единственный у нас Учитель. Он может без всяких слов, без всяких откровений научить нас самим действием благодати, как себя вести, просветить наш разум так, чтобы мы знали, как нам продвигаться, что нам с собой делать, и укрепить нашу волю в решимости исполнять Его заповеди.

Под просвещением разума я не имею в виду, что человек поймет что-то особенно новое, - конечно, он поймет только то, что всем давным-давно известно, что уже открыто нам в Евангелии, о чем мы как будто бы давно знали и многократно читали, или то, что сказано святыми отцами. Но постигнутое он теперь сумеет отнести и к себе. Господь просветит его разум таким образом, что человек поймет, как дарованное ему знание исполнить, какое оно имеет значение. Просвещение разума затронет его сердце, станет как бы его собственным откровением. Читая Евангелие, мы часто многое просто пробегаем глазами, тогда как на самом деле все написанное в нем - Божественное откровение. Но вот то или иное слово коснется вдруг нашего сердца - и это тоже Божественное просвещение. Поэтому не нужно искать чего-то особенного, а нужно постичь те истины, которые называются прописными, но которые пока не дошли до нас и остаются только внешним учением. А все это происходит тогда, когда мы усердно молимся. Таким образом, Господь Иисус Христос бывает нашим Учителем без всяких слов, потому что все те слова, которые нужны были для нашего спасения, Им уже сказаны. Они находятся в Божественном Евангелии. Ничего не нужно более говорить, необходимо только, чтобы слова эти стали для нас дорогими, живыми. Вот так Господь невидимо научает человека внимательно молящегося. Поэтому для того, чтобы спасаться, достаточно и этого краткого совета; это самое главное, и если человек будет так делать, то, наверное, все прочее постепенно приложится, как сказано Самим Спасителем: "Ищите прежде Царства Небесного и остальное приложится" (Мф.6:33). То же самое в значительной степени можно сказать, видимо, и о духовных добродетелях: стяжав главную добродетель, мы с ее помощью приобретем и другие. Отсюда не следует, что мы должны ими пренебрегать, когда благодать Божия приходит и понуждает нас к совершению одной из них, допустим к тому, чтобы помнить о смерти, но вместе с тем если мы будем искать памяти смертной помимо молитвы Иисусовой, это будет в лучшем случае зыбко и непостоянно. А вот когда мы молимся Иисусовой молитвой, ради нее и все остальные добродетели, сначала основные, а потом и второстепенные, постепенно вселяются в нашу душу, и мы становимся настоящими христианами.

Итак, Иисусова молитва - это и есть то самое Царствие Небесное, которое нужно искать. Святые отцы даже называют ее тем единым драгоценным бисером, ради которого купец, то есть всякий христианин, оставляет все свои богатства: все продает, чтобы купить его. И этой единой драгоценной жемчужиной, хотя и маленькой, но по ценности своей вмещающей стоимость огромного богатства, является молитва Иисусова. И это, конечно, справедливо. В краткой молитве Иисусовой мы воистину обретаем всю полноту действия благодати. Святитель Игнатий говорит, что, по Преданию Православной Церкви, благодать Духа Святого стяжается более всего молитвой Иисусовой. Поэтому можно дать такое чрезвычайно краткое (чтобы лучше его запомнить) наставление: нужно непрестанно внимательно молиться Иисусовой молитвой и стяжать непрестанную внимательную молитву. Вот об этих двух вещах, вернее, об одной молитве с двумя основными ее свойствами - непрестанностью и внимательностью - мы должны больше всего заботиться, и вместе с нею все придет. А если мы будем этим наставлением пренебрегать и думать, что какими-то хитростями что-то изобретем, откроем, или какое-то отдельное изречение исполним из Евангелия, из писаний святых отцов, или сами что-нибудь придумаем, то ничего у нас не выйдет.

Все просто и совершенно однозначно: откровение - это не когда мы узнаем что-то совершенно новое, а когда мы всем известное и понятное и нами тысячу раз прочитанное понимаем так, что оно достигает нашего сердца. Такое откровение бывает у нас, когда мы молимся молитвой Иисусовой. И этого мы должны искать, по крайней мере, быть готовыми к этому, а вот чего-то нового и особенного должны избегать. Если мы не пойдем таким всем известным путем, то ничего не достигнем и ничего своего, собственного не сделаем. Блаженный Нифонт сказал, что в последние времена подвижники пойдут путем делания, растворенного смирением. Это единственный путь, который нам остался, может быть, по той причине, что люди стали чрезвычайно склонны к гордости, и потому промыслительно многие обстоятельства, в том числе наше слабое здоровье, телесная немощь, не позволяют человеку заниматься какими-то особенными подвигами и предоставляют ему только один путь - путь, при котором впасть в гордость очень трудно, - это путь умного делания, растворенного смирением. Гордиться нечем. Гордиться тем, что ты много молишься, что ты много каешься, трудно; можно, конечно, и от этого впасть в гордость, но здесь хотя бы сама покаянная молитва облегчает человеку борьбу с гордостью и тщеславием. А если некоторые считают, что кроме покаянных должны быть еще молитвы благодарственные и хвала Богу, то святитель Иоанн Златоуст замечательно говорит, что покаяние есть лучшее благодарение по той причине, что кающийся человек считает себя ничего не сделавшим и все приписывает Богу. Именно слова Иисусовой молитвы "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного" Богу наиболее приятны и являются лучшим благодарением, чем если бы мы восхваляли Его какими-то возвышенными песнопениями. Кроме того, все православные молитвословия, благодарственные в том числе, наполнены духом покаяния и смирения, лучше сказать, они из него проистекают, и если мы не проникнем в этот дух через упражнение в покаянной молитве, то тогда и благодарственные молитвы, будь то молитвы после Причащения или какие-нибудь иные благодарения Богу, даже во время самой литургии, искренно произнести мы не сможем, потому что душа наша не прочувствовала их, и мы будем произносить их лишь формально, выдумывая благодарение, а не вознося его из своего сердца.

Вывод таков - необходимо стараться в течение дня сохранять Иисусову молитву и по возможности творить ее внимательно. Когда же у нас бывают какие-либо помыслы, душа возмущается той или иной страстью, то творить Иисусову молитву нужно с особенным усердием. Необходимо большое внимание уделять правилу, понимать, что правило - это одно из самых главных занятий. Важно и во время богослужения, пусть мы присутствуем на нем совсем недолго, допустим выслушиваем двенадцатипсалмие, также стараться внимательно произносить молитву Иисусову и, конечно же, вникать в службу, в особенности когда совершается Божественная литургия. Мы должны стараться те немногие минуты или немногое время, которое у нас остается свободным, никогда не проводить в праздности: не лежать глядя в потолок, не расслабляться и так далее. Ум всегда должен быть занят: либо опять же молитвой (если есть силы, можешь сделать несколько поклонов, конечно по благословению, нет сил - молись сидя или даже лежа, но не оставляй ум праздным), либо, если устал от молитвы или, может быть, впал в некоторое уныние и расслабление, читай какую-нибудь святоотеческую книгу или Священное Писание. И очень нужно избегать праздных разговоров и вообще лишних разговоров даже по делу, потому что от этого душа очень быстро охладевает. В мгновение можно потерять то, что приобрел несколькими часами молитвы: молился несколько часов на правиле, или, допустим, читал, или присутствовал на Богослужении, потом вышел в радостном расположении духа со службы и от радости начал с кем-нибудь болтать - глядишь, через полчаса у тебя уже в душе пусто. Значит, нам нужно стараться благодать Божию, с одной стороны, приобрести, а с другой - сохранить. Как было сказано нашим прародителям, что они должны рай возделывать и хранить, так и мы должны заниматься умным деланием и хранить то, что приобрели по милости Божией. Потому совершенно справедливо многие отцы, и в частности святитель Игнатий (Брянчанинов), говорят о том, что необходимо в особенности заботиться о молчании. Даже на исповеди или на откровении помыслов и то можно впасть в празднословие. Бывает, что человек рассказывает чрезвычайно много и подробно о вещах второстепенных, обычно при этом забывая некоторые важные свои прегрешения; пустословит - и уходит с исповеди не только не получив облегчения, но даже чувствуя некоторое опустошение. А это потому, что он много говорил и во время самой исповеди увлекся той или иной страстью, допустим гневом, осуждением или тщеславием. Но чаще всего это гнев и осуждение: начинаешь подробно говорить о том или другом человеке и опустошаешься.

Итак, вот какой практический вывод мы должны сделать: необходимо внимательно молиться на правиле и во время Богослужения, сохранять Иисусову молитву в течение дня, помнить, что самое главное - это внимание, все остальное придет само. Но если уже что-либо пришло, допустим страх Божий или какое-то умиление, любовь к Богу или ближнему, то не нужно это отвергать по той причине, что ты якобы этого не достоин. Так мы привыкнем все время отвергать благодать Божию - она и перестанет нас посещать. Мы должны, повторюсь, заботиться только о внимании, если же у нас появилось чисто духовное или телесного свойства ощущение, скажем некоторое тепло, и мы начинаем опасаться, действительно ли это от Бога или нет, то у нас есть один способ проверить - опять же, с еще большим усердием ко вниманию, помолиться; а ощущение это с полным доверием не принимать, если мы боимся ошибиться и не умеем различить, но ни в коем случае и не отвергать. Конечно, есть некоторые явные признаки прелести, тут надо соблюдать осторожность. Мы читаем для этого святых отцов и всегда должны быть во всеоружии. Но есть вещи такие тонкие и для неопытного человека непонятные, расспросить о которых он или не имеет возможности, или просто не умеет: не умеет понять и описать на исповеди, что с ним происходит. Поэтому универсальный критерий - это внимательная молитва и по возможности с сокрушением сердечным. Через нее человек распознает, что с ним произошло, и постепенно приобретает (наподобие вкуса к пище, когда человек чувствует, сколько, скажем, содержится в пище пряностей, сколько соли, сахара, или одно блюдо отличает от другого) вкус в духовной жизни: постепенно, постепенно "духовная гортань" начинает различать вкус духовных брашен. Потому пугаться не нужно, а нужно, действительно, уповать на Бога: если Господь не попустит, то никакой прелести, никакой беды с нами не случится. Мы должны Богу доверять. Естественно, следует проявлять какую-то осторожность - настолько, насколько мы об этом можем узнать из творений святых отцов, а в том, что мы не умеем понять, полагаться на Бога - Господь нас не оставит, вразумит.

Безусловно, очень важно советоваться с духовником, не нужно этого избегать, и нельзя этим пренебрегать. Я не с той целью говорил, чтобы вы теперь только молились, ни с кем не советовались и пренебрегали откровением помыслов, а чтобы вы поняли, что внимательная молитва - основная добродетель. Ради нее существует и послушание, и откровение помыслов. Если бы даже были какие-нибудь откровение помыслов и послушание без молитвы, то я уверен, они не принесли бы почти никакой пользы. Потому что все это ради молитвы - все и вместе с молитвой, и ради молитвы.

Вообще, молитва настолько близка к действию благодати, что можно сказать, это почти одно и то же. Чаще всего благодать Божия действует в человеке таким образом, что прежде всего у него изменяется молитвенное состояние. Что, как не действие благодати, сама непрестанная молитва и внимание при молитве? Значит, молитва и благодать - это почти одно и то же. Я говорю об этом, в частности, потому, что, может быть, на прошлой беседе некоторые неверно меня поняли: будто бы я укорял вас за чрезмерную ревность. Я укорял вас за нее в том смысле, что она проявляется неправильно. Ревность, конечно, должна быть и в молитве, но здесь она, скорее, созерцательная, если можно так выразиться, а деятельная ревность обнаруживается в послушании, в трудах по монастырю и так далее. В человеке, который совершенствуется в молитве (естественно, от действия благодати), появляется и усердие к угождению братии, к послушанию, даже к самой обыкновенной, совершенно как будто бы бессмысленной работе, потому что он ведь должен свое душевное состояние, чувства свои в чем-то выразить. Человек всегда стремится показать свои чувства в делах, в которых и должна проявляться ревность. Вот в каком смысле я высказал тогда упрек, только чтобы умерить пыл тех людей, которые ищут какого-то особенного подвига, допустим особого уединения, пустынножительства и так далее, тогда как настоящая ревность для современных монахов проявляется именно в правильном поведении в общежительном монастыре. Она должна иметь верное направление, и не нужно думать, что если ты работаешь, допустим убираешь строительный мусор, то это мешает твоей ревности.

Вопрос. Когда я стою в келье, то молюсь внимательно. А вот когда прихожу на правило, внимательно не получается, мешают разные помыслы. Почему так?

Ответ. Наверное, слабо сосредотачиваешься, расслабляешься. Вот и все. Правило - это то время, когда мы должны с особым усердием сосредотачиваться в молитве. Особенно углубляться в молитву.

Вопрос. Батюшка, а может быть, что на правиле больше враг нападает?

Ответ. Никакой тут не враг, просто человек расслабляется и все. Вы еще до того не дошли, чтобы с врагом бороться. Надо усиленно сосредотачиваться, а не спокойно молиться. Бывает такая ошибка, что человек принимает безразличие к молитве за смирение и молится без огонька: вот я молюсь, а дальше как Бог даст; будет благодать, значит будет и внимание. А надо молиться с напряжением, и если в течение дня какое-то охлаждение было или даже если препятствует телесная усталость, все равно это нужно переломить и заставить себя углубиться в молитву.

Если бы тут враг действовал, то были бы откровенные помыслы, допустим блудные или гнев какой-то сильный. А когда молишься и вроде бы особенных помыслов нет, но и приятности в молитве нет, то при чем тут враг? Если же бывает какое-то особенное нашествие, буря суетных помыслов, то, конечно, можно предположить, что это от врага. Вообще, святитель Игнатий говорит, что признаком бесовских помыслов является их навязчивость. Когда такая навязчивость есть, то, может быть, они и действительно от врага, а если тебе просто как бы не очень интересно молиться, то это уже от нас самих.

Вопрос. У меня сейчас такое послушание, что трудно сохранить молитву. Я хотел спросить: до какой степени, в принципе, мне можно настаивать на выполнении каких-то работ, когда я поставлен старшим?

Ответ. По-твоему, при таком послушании невозможно мир сохранить? В каждом послушании есть свои трудности, которые нужно преодолевать, но не любой ценой, а сохраняя благодать, которая у тебя есть. Авва Дорофей дает хорошее наставление, что сохранить душевное равновесие (забыл, какими точно словами он выражается) - это семь восьмых, а исполнить послушание - это одна восьмая. То есть нужно понимать, что конечная цель - это чистота души. Стараться выполнить послушание, разумеется, нужно изо всех сил, но не ценой греха. Конечно, новоначальному трудно удержаться и совсем не поддаваться осуждению или гневу, но нужно стремиться по крайней мере не быть поглощенным этим. Если чувствуешь, что в чем-нибудь погрешил, тут же старайся молиться. А если нам ничего не делать, сидеть на стуле и молиться, чтобы не впасть в искушение, то как тогда монастырь будет существовать?

Вопрос. Хульные помыслы не от естества человеческого?

Ответ. Вообще, обращаясь к библейским сюжетам, мы приходим к выводу, что зло не от естества, зло противоестественно, оно пришло в человека извне и чужеродно его природе. Но если взять природу человека такой, какая она есть сейчас, то и от нее, от нашей падшей природы, тоже могут происходить греховные помыслы. Если мы примем за норму падшую природу и скажем, что она естественна для всех, потому что все мы без исключения находимся в таком состоянии, то получится, что неверие в Бога или ропот на Бога, а это все можно отнести к хуле, тоже могут происходить от естества. И наконец, какая разница, от естества греховные помыслы или не от естества - главное, чтобы их у нас не было.

Игумен одного монастыря совершал в Великую Пятницу обход братии по келиям и видит, как один из братьев подвесил яйцо на ниточку и на свечке его печет. Он изумился и говорит: "Брат, что ты делаешь?" А тот ему отвечает: "Прости меня, отче, это лукавый меня искусил". А тут лукавый прямо вслух возмутился: "Отче, не верь ему, я сам дивлюсь его лукавству". А вот еще про чревоугодие: одного монаха мучила блудная брань и он попросил, чтобы старец за него помолился. Старец наложил на себя пост, молился целую неделю. Встречает того монаха и спрашивает: "Ну что?" - "Да нет, - отвечает, - не прошло, то же самое". Старец еще строже пост на себя наложил, неделю опять усердно молился. Тот по прошествии и этой недели говорит: "Легче не стало". Старец тогда обратился к Богу с молитвой, говоря: "Господи, почему Ты меня не слышишь? Видимо, у меня такие молитвы немощные, видимо, я грешник". И тут ему явился бес, который искушал того монаха, и говорит: "Отче, твои молитвы ему не помогут, потому что у него есть свой бес - чрево. И пока он угождать ему не перестанет, молитвы твои ему не помогут".

Вопрос. Батюшка, Вы можете пояснить, что такое телесное исполнение заповедей Христовых, в которых как будто обвиняет святитель Игнатий Оптинского старца Макария, говоря, что он был более телесным исполнителем заповедей?

Ответ. Телесное - это внешнее, то есть вместо очищения сердца просто внешнее аккуратное исполнение своего христианского долга. Помнишь, старец Василий Поляномерульский говорит, что невозможно исполнить заповеди без умного делания? Когда только внешне человек их исполняет, значит, он погрешает, многого не видит. Ему кажется, будто все у него правильно. Поскольку он не имеет внимания к своим поступкам, не видит тех уклонений от Евангелия, которые происходят в его душе, он мнит, что все правильно делает.

Вопрос. Батюшка, святитель Игнатий решительно пишет, что в его время наставников и старцев уже не было. Почему же, например, архимандрит Иоанн Маслов в Глинском патерике многих глинских монахов называет высокопреуспевшими подвижниками?

Ответ. Все относительно. Что значит "высокопреуспевший"? По сравнению с тем, каким был святитель Игнатий, они, может быть, не были высокопреуспевшими. К тому же это история Глинской пустыни считай за сто лет. Если за сто лет всех старцев собрать, то, конечно, получится, что их как будто много, а если их распределить по десятилетиям, то не очень. Потом, у святителя Игнатия были очень возвышенные требования, для него оптинские старцы, которых сейчас называют великими, были людьми весьма умеренного преуспеяния. Например, основатель Оптинского старчества преподобный Лев казался ему недостаточно опытным и не мог его удовлетворить как наставник.

Вопрос. Как перевести на русский язык эти слова буквально: "Прими, брате, меч духовный, иже есть глагол Божий ко всегдашней молитве Иисусовой"? Имеется в виду заповедь о непрестанной молитве?

Ответ. Это сказано, чтобы ты всегда творил Иисусову молитву, всегдашняя молитва - непрестанная молитва. Глагол Божий - это и есть собственно Иисусова молитва, меч духовный - это не четки, конечно, а также Иисусова молитва. И этот меч духовный есть глагол Божий, тут же объясняется, что это есть всегдашняя Иисусова молитва. Не надо здесь искать таинственный смысл; на постриге не будут говорить какие-то запутанные вещи, - наоборот, все должно быть ясно и просто и понятно постригаемому. "Прими, брате, меч духовный, иже есть глагол Божий ко всегдашней молитве Иисусовой", - то есть прими вот эти четки как знак того, что ты всегда должен творить Иисусову молитву, которая является глаголом Божиим. Я так понимаю.

Вопрос. Батюшка, я тоже хотел спросить насчет молитвы: бывает, после суетного послушания, вечером, допустим после ужина, хочешь почитать что-нибудь, но приходит помысел - будто бы по послушанию, затем другой, третий, а потом увлекаешься и пленяешься так, что иногда даже не замечаешь, как проходит час, а ты все пребываешь в этих рассуждениях. Это что: наваждение, бесовское искушение?

Ответ. Почему же? Тут много есть от естественного состояния. Мне кажется, когда так уединяешься - надо стараться понудить себя к внимательному чтению. Если взялся читать Священное Писание или святоотеческую книгу, старайся вмещать ум в слова и таким образом преодолевать как бы косность ума, из-за которой человек стремится передумать все, что происходило в течение дня, то есть старайся понудить себя, переломить. Потому что при такой рассеянности, когда возьмешься за молитву, тоже будет тяжело. Чтение же больше способствует сосредоточенности, но тем не менее какое-то понуждение себя и при чтении необходимо.

Вопрос. Есть одна версия, что в Иисусовой молитве крайне проявляется прискорбный путь, крестоношение. А сейчас тенденция к либеральному отношению: и спасаться, и в то же время - поудобнее спасаться. Может быть, многие и не молятся поэтому?

Ответ. Конечно. Дело в том, что при Иисусовой молитве, во-первых, сразу обнаруживается немощь человека. Если кто-либо читает какую-нибудь длинную молитву, канон или кафизму, то смысл читаемого отвлекает его от молитвенной сосредоточенности и интерес, который этот усердный человек испытывает (про ленивых, нерадивых здесь не будем говорить), создает иллюзию, будто бы он молится внимательно, хотя собственно самой молитвы тут очень мало, сосредоточенности почти нет. Все внимание увлекается тем, чтобы понимать смысл читаемого. Это, конечно, неплохо, во всяком случае лучше, чем совсем не молиться или заниматься каким-нибудь греховным делом. Однако когда этот человек берется за Иисусову молитву, то обнаруживает, что, оказывается, молиться он совсем не умеет: мысли его рассеянны, множество всяких греховных помыслов и он совершенно не владеет собой, а молиться ему вообще скучно и неинтересно. И вот эта опустошенность, мятежность ума, конечно же, вызывает в нем малодушие. Он желает избавиться от такого состояния, но часто не путем борьбы, а путем возвращения в прежнее иллюзорное состояние будто бы внимательной молитвы: он читал то, что ему было интересно; какой-нибудь акафист или канон производил на него некоторое впечатление, вызывал некие чувства - и человек воображал, что испытывает действие благодати, на самом же деле его состояние было чрезвычайно элементарным, а иногда, не исключено, даже вызвано действием каких-либо страстей.

Вопрос. Ведь это может быть и самолюбие?

Ответ. Конечно. И вдруг такой человек обнаруживает, что молиться он не умеет, мало того - от молитвы он начинает видеть множество своих грехов, приходит в удрученное состояние, подавлен множеством внезапно открывшихся прегрешений. Потом демон начинает возбуждать в нем страсти в связи с тем, что он постоянно молится, и начинается борьба, иногда чрезвычайно тяжелая, мучительная. И люди не хотят идти этим, как ты правильно сказал, действительно крестным путем, а хотят избрать путь легкий. К тому же, когда человек по-настоящему занимается молитвой Иисусовой, он понимает, что спасаться на самом деле чрезвычайно тяжело, что нужно преодолеть огромную пропасть, которая находится между ним и Богом. И он осознает свою отчужденность от Него, свою немощь, греховность, лукавство и чуть не в безнадежие впадает. А кто хочет смотреть на вещи трезво? Все люди хотят иллюзий и предаются легкому пути: живут, молятся и даже не понимают, не осознают, что на самом деле борьба-то идет за вечность. Спокойно живут. Может быть, им в каком-то смысле и лучше. Осуждать их, я думаю, все равно не нужно.

Вопрос. Если намереваешься молиться постоянно, без помыслов, то сначала нормально, спокойно молишься, потом молитва начинает как бы застревать, скучно становится, тогда пытаешься взбадривать себя несколько, какие-то святоотеческие книги вспоминать. Можно ли это?

Ответ. Иногда, конечно, можно какую-то мысль привести на ум, но святоотеческие книги вспоминать не надо, можно позволить себе то, что не надмевает. А это, большей частью, память смертная. Все остальное опасно, поскольку нередко дает повод к гордости. Я бы советовал лучше не подбадривать себя мыслями, а заставлять себя внимательно молиться, потому что такими мыслями ты все равно будешь отвлекаться. Они принесут какой-то временный результат, и все, а потом опять то же самое будет. Так ты и будешь все время размышлять, каждый раз принимаясь искать какого-то, как говорится, "допинга". Святоотеческой литературой надо, конечно, себя подбадривать, но для этого мы должны не припоминать ее во время молитвы, а читать до молитвы. В должное время она не только назидает, а еще и возбуждает ревность, тогда она и уместна. А при молитве, мне кажется, не нужно вспоминать святоотеческие книги, потому что есть опасность вдаться в многомыслие.

Вопрос. Отец П. говорил, что брань начинается в момент службы, когда поют Херувимскую или Богородичен. Мне кажется, что когда красиво поют и пение мне нравится, тогда внимание отступает и начинается брань.

Ответ. Действительно, когда очень красиво поют, и в особенности если ты не привык еще, это может немножко отвлекать. Это с одной стороны. С другой стороны, если поют некрасиво или ты вообще сам молишься, то бывает, что молитва наскучивает. А богослужение своим разнообразием внушает интерес к молитве, как бы увлекает человека, и не только, конечно, разнообразием, но прежде всего самими молитвословиями, которые впечатляют, возбуждают душу человека к молитве. Брат С. говорил, что хочет вспоминать что-нибудь из писаний святых отцов, - в богослужении все это уже устроено: святые отцы уже составили чинопоследования, которые помогают молиться. Иногда кажется, что богослужебные тексты в чем-то отвлекают, но в общем они все же, скорее, не отвлекают, а помогают. В какой-то момент тебе может показаться, что отвлекли, но уже в другой они, наоборот, удержали твой ум. Понятно? Если бы ты не увлекался красотой песнопения, то, может быть, твой ум поддался бы какой-нибудь совсем суетной мысли.

Вопрос. Батюшка, у меня возник вопрос насчет богослужения. Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет, что вершина - это такая молитва во время богослужения, когда человек настолько сосредоточен, что он и хор как единое целое вопиют ко Господу. Я пытаюсь это сделать, но у меня не получается. Почему?

Ответ. Не получается, так после получится. Не получается иногда потому, что молитва еще недостаточно благодатная, нет еще должного внимания. А когда станешь усердно, внимательно молиться, Иисусова молитва будет соединяться с богослужением, тогда будешь чувствовать, что оно тебя как бы окрыляет, помогает тебе. Не получается у тебя от некоторой неопытности, а не потому, что ты в принципе что-то неправильно делаешь. Но, правда, может еще иметь значение и плохое пение. Когда пение красивое, вдохновенное, тогда легче собраться.

Вопрос. А есть у молитвы система?

Ответ. Есть. Святитель Игнатий как раз всю ее излагает. Система есть, но существуют и некоторые ее вариации: есть основное, что обязательно должно присутствовать, и есть какие-то второстепенные, искусственные приемы, которые могут быть, а могут и не быть, - в этом возможно разнообразие, а в остальном все совершенно одинаково.

Вопрос. Может ли тело, мышцы телесные, напрягаться во время молитвы?

Ответ. Может. Когда человек сосредотачивается, то самопроизвольно и тело напрягается, только нужно следить, чтобы это не было чрезмерно. Смотря какие части тела напрягаются. Бывает, что от желания опустить ум в сердце напрягаются нижние части тела, этого допускать не нужно. А если происходит напряжение в верхней части: шея, плечи, то это естественно и об этом святые отцы пишут. Только, когда так сосредотачиваешься, на сердце не должно быть напряжения, тут надо действовать осторожно. Бывает боль оттого, что человек, пытаясь ум опустить в сердце, начинает на него жать. Этого не должно быть. А некоторое малое напряжение возможно, тем паче что святые отцы для более внимательного упражнения в умном делании советовали пользоваться низким седалищем, чтобы быть в немножко скрюченном положении, будто сжавшись в комок; такое положение способствует сосредоточению и вызывает смиренное чувство в человеке, мысль, что он настолько ничтожный. Но это опять же искусственный прием, а не нечто обязательное.

Вопрос. Святитель Феофан говорит, что кровяное тепло, которое возникает в сердце от искусственного приема, является рычагом, ступенью к более благодатной молитве, хотя это сердечное чувство не благодатное, а просто кровяное. Он описывает его как болячку. Это действительно так?

Ответ. Может быть тепло естественное. Если оно возникает в верхней части сердца, то ничего страшного нет. Болячка - это образное выражение, то есть имеется в виду не настоящая боль, а какое-то неотвязное ощущение, как некоторая болячка.

Вопрос. А святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет про кровяное тепло, при появлении которого даже полотенце мокрое прикладывают. Это то же самое?

Ответ. Нет, это совсем другое. Святитель Игнатий пишет о кровяном тепле, которое появляется в нижней части сердца и нисходит в чресла, и от этого может быть блудная похоть. А святитель Феофан говорит о том тепле, которое возникает в верхней части сердца и не является благодатным, но есть просто следствие нашего умственного напряжения, сосредоточения именно на этом органе тела - сердце. Но явление это впоследствии может способствовать внимательной молитве, и не исключено, что со временем она перейдет и в благодатную. То есть святитель Игнатий и святитель Феофан совсем разные вещи описывают.

Вопрос. А если на ребрах чувствуется как бы давление изнутри?

Ответ. Это побочное следствие желания собраться воедино. Не напрягайся так сильно, нужно действовать с большей осторожностью. Должно быть умственное напряжение, а телесное надо свести до минимума. А может быть, если давление не очень сильное, можно и не обращать внимания, пренебречь этим, потерпеть.

Вопрос. Я однажды понял, что понуждение себя в подвижнической, монашеской жизни занимает значительное место. Через некоторое время я сам даже стал замечать, что постоянно об этом думаю и на исповеди говорю: понуждать себя, понуждать себя. А еще через несколько месяцев я начал чувствовать в душе какое-то смущение от такого напористого отношения к делу молитвы. Все ли я делаю правильно?

Ответ. Я не могу так сразу сказать, надо разобраться. Понуждение необходимо, но боюсь, чтобы не получилась вместо понуждения неразумная ревность. Тут следует быть осторожнее.

Вопрос. А если хочется пламенно помолиться?

Ответ. Может, я тоже хочу как старец Силуан помолиться, но, наверное, у меня не получится. То есть понуждать себя (я уже делал такую оговорку) нужно разумно, в меру своего преуспеяния, к тому, что тебе доступно. Так же как тяжелоатлет не станет сразу поднимать большой вес, а будет потихонечку добавлять нагрузку и, постоянно тренируясь и тренируясь, в конце концов сможет поднять громадную тяжесть; а если он сразу дерзнет на это, то просто себя покалечит, сорвет себе спину или наживет грыжу. Так же происходит и в духовной жизни. Нужно брать ту тяжесть, которая тебе доступна, и постепенно увеличивать ее, а не сразу дерзать на какие-то великие результаты. Понуждение себя, конечно, необходимо, но оно не подразумевает чего-то свыше твоих сил; понуждение себя - это когда ты напрягаешь все свои силы, но не дерзаешь взяться за то, что неизмеримо превосходит сегодняшние твои возможности.

Вопрос. Батюшка, а можно взирать на верхнюю часть сердца, когда читаешь простые молитвословия?

Ответ. Это трудно, наверное, и неудобно, когда читаешь глазами, но в принципе можно. Святитель Игнатий говорит, что соединять ум с душой уместно при любой молитве.

4 ноября 1999 г.

Игумен Авраам (Рейдман)
Благая часть. Беседы с монашествующими. - Новотихвинский женский монастырь