Начало: Тексты, справочники и документы	Первая страница Святоотеческое наследие Разные тексты Свт. Филарет (Дроздов) OrthodoxyLib Православный интернет Евангельский синопсис Духовные стороны Добротолюбие избранное Пролог в поучениях День за днем Церковный календарь

Сегодня я хочу более углубленно рассмотреть ту тему, которой мимоходом уже касался в предыдущей беседе, - о том, что в духовной жизни не бывает малых, незначительных вещей, что в отношении к ближнему не может быть мелочей. То, что нам кажется незначительным, ничтожным, может быть на самом деле великим или, правильнее сказать, страшным для нас, если мы им пренебрежем, - от этого зависит наше спасение или наша погибель.

В Евангелии при изложении Нагорной проповеди апостолом и евангелистом Матфеем приведены следующие слова Спасителя: "Кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном" (Мф.5:19). По-славянски заповеди названы "малыми", а в переводе на русский язык - "малейшими". Но заповеди эти имеют великое значение, потому что нарушающий их человек наречется малейшим в Царстве Небесном. Быть названным малейшим в Царствии Небесном - это не значит обязательно там и находиться, не значит быть спасенным. Если мы в обществе христиан порицаем, допустим, какие-то пороки и осуждаем за них тех или иных порочных людей или если говорим о каких-то страшных грехах - это не значит, что мы рассуждаем непременно о тех людях, которые находятся среди нас. Чаще мы говорим именно о тех, которые находятся вне нашей среды, вне Церкви. Так и здесь: малейшим наречется в Царствии Небесном - то есть совсем не обязательно, что тот человек будет в Царстве пребывать. И определение заповедей как малейших мы можем понимать различно, не только так, как истолковывает святитель Игнатий, - что они просты для понимания и потому называются малейшими. Мне кажется, что слова Спасителя указывают на наше отношение к этим заповедям: нам они представляются ничтожными, ничего не значащими и мы ими пренебрегаем. не потому, что заповеди на самом деле такие легкие в исполнении и мы всего лишь не хотим их исполнять, считая, что это очень уж просто: захотим - и исполним, а по той причине, как мне кажется, что в обычной житейской суете, в нашем повседневном общении с людьми мы ими просто пренебрегаем, не придаем им должного значения. И теми заповедями, которые учат нас, как правильно относиться к Богу, как правильно относится к самим себе, пренебрегаем по той же причине: нам кажется, что в обычных обстоятельствах все это не имеет принципиального значения.

Например, вы знаете, что Иисусову молитву и вообще непрестанную молитву называют любовью к Богу - и действительно в этом делании проявляется именно любовь к Богу. Так вот, мы под предлогом разных житейских занятий, обязательных, нужных, иногда чрезвычайно важных, считаем для себя возможным Иисусову молитву оставлять и, таким образом, пренебрегаем любовью к Богу. С одной стороны, мы знаем, что надо любить Господа Бога всем сердцем своим, всей крепостью, всем разумением (Лк.10:27), и не пытаемся с этим спорить, не пытаемся возражать словами, а, с другой стороны, делами своими мы показываем, что заповедью этой пренебрегаем. Нельзя любить Бога всем сердцем час или, допустим, несколько часов в сутки, когда мы совершаем келейное правило или присутствуем на богослужении. Если мы поистине любим Бога всем сердцем, мы будем молиться непрестанно, по крайней мере в состоянии бодрствования, а человек, который стяжал любовь совершенную, у которого сердце действительно открылось для любви к Богу, - тот не может успокоиться и молитву творит даже тогда, когда отдыхает, когда спит. Значит, под предлогом важных, необходимых дел - тех дел, которые как будто бы обеспечивают наше безопасное или нормальное существование, мы оставляем любовь к Богу и считаем эту заповедь не имеющей значения, то есть малейшей. Она оказывается меньшей, чем, допустим, труд ради пропитания или налаживание хороших отношений с людьми ради того, чтобы каким-то образом обеспечить свое безбедное, безопасное существование.

На прошлой беседе я также говорил, что мы пренебрегаем и любовью к ближнему. Не потому, что мы теоретически почитаем эту заповедь ничтожной, но во время всей той суеты, которой мы поневоле предаемся, в каждом конкретном случае мы начинаем эту заповедь считать не имеющей такого уж принципиального значения. Итак, формально не дерзая опровергать Евангелие или пренебрегать им, на деле мы почитаем ту или иную заповедь ничтожной и оправдываем свое пренебрежение этой заповедью тем, что она не подходит к данной ситуации, в данной ситуации она малая, малейшая.

Когда мы слышим слова Спасителя о том, что блажени нищии духом…, блажени плачущии… (Мф.5:3-4) и так далее, мы не можем тут же назвать эти заповеди малейшими. Как они могут быть названы малейшими, если за эти добродетели обещана великая награда - Царствие Небесное? Самая первая заповедь, о нищете духовной, обещает тем, кто эту добродетель стяжает, Царствие Небесное. Значит, название "малейшая" зависит от нашего с вами отношения к той или иной заповеди в каких-либо конкретных, а не выдуманных обстоятельствах. У нас получается так: мы хотим испытывать любовь к Богу именно во время для этого отведенное или тогда, когда сделать это легко и просто. То же касается и любви к ближнему, и любой иной заповеди: о нищете духовной, о плаче о своих грехах, об алкании и жаждании правды, или праведности, - все это мы относим к тем заповедям, которые нужно исполнять при удобных обстоятельствах; в обычных же - тех, в которых мы повседневно находимся и, по всей видимости, всю жизнь будем находиться, мы почитаем их ничтожными, малейшими. И если мы и дальше будем так к ним относиться, то, конечно же, ничего не сможем исполнить - по той причине, что и случая никакого не представится к их исполнению. В обычных обстоятельствах пройдет наша жизнь, и мы все время будем почитать заповеди малыми и ничтожными, а какие-то житейские нужды - значительными и, собственно, определяющими наше страдание или счастье, нашу болезнь или здоровье, нашу, в конце концов, жизнь и смерть. То есть заповеди ничтожны не сами по себе, не потому, что о них как-то просто говорится и не придается значения - им придается великое значение в самих евангельских словах, в словах Спасителя, - а потому, что мы сами умаляем их в собственном сознании неправильным отношением к ним. Но если мы будем так жить, пренебрегая этими малыми заповедями, нарушая их (или, как сказано по-славянски, "разоряя"), считая их как бы ничтожными, и еще учить людей, чтобы они уделяли первостепенное внимание обычным житейским нуждам, тогда мы, конечно же, наречемся в Царствии Небесном малейшими, то есть окажемся вне Царства.

В Евангелии есть еще другое подобное употребление слова "малые", или "малейшие". Как в Евангелии от Матфея, в Нагорной проповеди, заповеди названы малейшими, так и людей мы часто именуем или почитаем малейшими. Не потому, что они на самом деле таковые, ибо перед Богом все люди одинаковы и равны, но мы сами из-за гордости почитаем себя большими, чем другие, или каких-то людей из-за их качеств, которые нам кажутся значительными, важными, можем считать лучшими. На самом же деле каждый человек: образованный или необразованный, простой или утонченный - является образом и подобием Божиим. Поэтому в очах Божиих между людьми нет никакой разницы, если мы почитаем кого-то малым, то лишь потому, что он мал в наших глазах. Даже если бы мы считали малым, ничтожным именно грешника, то и в этом отношении допустили бы ошибку, потому что самый падший, самый грешный человек еще больше нуждается в помощи Божией, в спасении, милосердии, чем человек праведный. Об этом говорят некоторые евангельские притчи, например, о том, что пастух оставляет девяносто девять овец в горах и, спускаясь с гор, ищет одну заблудшую. Значит, и грешника тоже нельзя почитать малым и ничтожным, но при помощи такого слова описано наше собственное внутреннее состояние. В Евангелии от Матфея также сказано: Кто напоит одного из малых сих чашей холодной воды во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей (Мф.10:42). Итак, мы видим, что не только великое доброе дело по отношению к ничтожному человеку принесет нам награду и милость от Бога, но - обратите внимание - даже если мы дадим ему чашу воды, то есть сделаем для него и малое, мизерное дело, то и ради такого как будто незаметного пустяка мы также получим награду. вывод отсюда такой: не может быть никакого презренного дела. В прошлой беседе, между прочим, мы говорили о том, что сестры не помогают друг другу под предлогом послушания или других, по видимости серьезных, причин, считая, что помочь кому-то, например, принести посуду или вымыть пол - это такой пустяк, на который не стоит обращать внимания. Но ведь здесь в Евангелии изображено гораздо менее значительное дело, чем оказанная кому-то помощь. Просто дать чашу холодной воды - это вообще никому не составляет никакого труда, потому что вода есть везде, она ничего не стоит, и наполнить чашу водой и подать ее другому человеку - это совсем просто, но даже за это Господь обещает награду.

Значит, мы не должны пренебрегать ни малым, в наших глазах презренным, ничего не значащим человеком, ни малым делом. Ведь Евангелие не может быть ничтожным и малым только потому, что какая-либо великая заповедь, например о любви к ближнему, иногда проявляется и в ничтожном, малом поступке: подать чашу холодной воды или даже просто улыбнуться и кивнуть ближнему головой, - и не говорите мне, что это ничего не значит и что это легко сделать. Если мы испытываем неприязненные чувства к человеку, то быть приветливым по отношению к нему порой бывает чрезвычайно трудно. поэтому здесь также присутствует любовь и мы исполняем великую заповедь о любви к ближнему - в том, чего, может быть, со стороны никто не увидит и о чем никто не догадается. Никто этого не заметил, а мы только кивнули человеку головой - и в тот момент исполнили заповедь. И за это, конечно, мы не лишимся награды - это не мелочь, не ничтожно, а, напротив, - значительно.

Если же мы начнем такими случаями пренебрегать под предлогом того, что это мелочь, то, в конечном счете, окажется, что исполнить ту или иную евангельскую заповедь, и не только о любви к ближнему, но и все прочие, у нас никогда не будет ни возможности, ни времени, ни случая, и мы дойдем до того, что в великих делах также окажемся совершенно бессильными, немощными, не способными ничего делать, как бы парализованными. А может быть, даже вообще не обладающими искусством исполнения заповедей, потому что в любом деле нужен навык, и если мы его не приобретем в таких, казалось бы, мелочах, то и большое дело, конечно же, сделать не сможем. В любом ремесле человек сначала учится пользоваться какими-то инструментами, необходимыми для работы, исполняет прежде простейшие операции и постепенно, стяжав навык, может переходить ко все более и более сложным вещам, таким образом обретая мастерство. Что же касается евангельской жизни, которую называют наукой из наук и искусством из искусств, то здесь в особенности необходимы опыт и навык. Правда, не только навык, но еще и благодатная помощь; хотя, опять же, если мы не будем понуждать себя к деланию добра, то и благодать Божия способствовать и содействовать нам никак не будет. Насколько мы понуждаем себя служить Богу, настолько Он нам в этом служении помогает. Насколько же пребываем нерадивыми, настолько и помощь Божия уменьшается. Может быть, эти Евангельские слова: "Кто напоит чашей холодной воды одного из малых сих во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей" - можно толковать и следующим образом. Допустим, мы приобрели благодать Божию, награду Божию в каком-то великом деле, но если вдруг в чем-то самом малом мы нарушим заповедь: не подадим холодной воды, пренебрежем нашим ближним, который кажется нам ничтожным, не заслуживающим внимания человеком, - то и награду свою за великое дело потеряем. часто в жизни бывает так: усердно помолившись, причастившись, мы почувствовали в душе какое-то утешение, благодать, мир, но потом из-за какого-то ничтожного слова все теряем. Значит, действительно, пренебрегая малыми делами, мы не только пренебрегаем возможностью исполнять заповеди, но еще и делаем как бы некую щель в сосуде своей души, через которую благодать Божия от нас уходит.

Спаситель говорил Своим ученикам, что нужно быть смиренными, как дети, и хотя Он не сказал "малыми", но сам строй речи, образы, которые Он приводил в пример, указывают именно на это. Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: "Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное" (Мф.18:2-3). Дети, как существа почитающие себя ничтожными, ничего не значащими, не претендующими ни на что в обычной человеческой жизни, ставятся нам в пример. И отнюдь не в отношении ума, потому что апостол Павел говорит: "На злое будьте дети, а на доброе разумны" (1Кор.14:20). Но кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве небесном (Мф.18:4), т.е. мы должны к другим людям относиться внимательно, о себе же думать как о существах ничтожных, а не так, как у нас обычно бывает: себя мы почитаем людьми значительными, а другими пренебрегаем. Некоторые скажут, что к ним это не относится: они себя, мол, великими отнюдь не считают и величаться им нечем, ничего особенного из себя они не представляют ни в отношении своих способностей, ни в отношении своего положения в обществе, ни в отношении своей нравственности - они самые заурядные и ничтожные люди. Вроде бы эти люди правы, вроде бы они действительно так о себе думают. Однако когда доходит до дела - мы всегда предпочитаем себя другим людям. Даже в самых простых вещах: допустим, считаем себя более достойными беззаботного времяпрепровождения, более достойными комфорта, всяких удобств, всего того, что составляет "мелочи" человеческой жизни, без чего человек не может жить. И когда встает выбор: уступить ближнему или приобрести что-то для себя, - то мы всегда предпочитаем себя. Вот и получается, что на самом деле мы отнюдь не почитаем себя малыми, но думаем о себе в данной конкретной ситуации, в ситуации опять же ничтожной, как бы незаметной и обыкновенной, что мы большие, чем тот или иной наш ближний, с которым мы поневоле соперничаем. И таким образом, ясно, что мы мним себя людьми великими. Пусть даже мы не считаем себя образованными или умными, но всегда - более достойными земных благ, чем те люди, которые также на них претендуют, и никогда мы не уступим. А если чем-нибудь мы и поделимся с ближними, то только в том случае, если у нас этих благ с избытком, если мы сами не потерпим никакого ущерба. Итак, мы всегда предпочитаем себя нашему ближнему, а должно быть наоборот. На самом деле мы не считаем себя малейшими, хотя сами себе и кажемся если уж не смиренными, то по крайней мере людьми ничего особенного о себе не думающими.

Итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном. И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает. А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской (Мф.18:4-6). Обратите внимание, что в первую очередь мы сами должны смириться. Господь сначала учит нас смиренному мнению о самих себе, а затем говорит о том, чтобы мы не презирали тех людей, которые кажутся нам малыми - потому ли, что они действительно смирились и умаляют себя пред нами, или потому, что мы просто презираем их за что-то, за какие-то грехи, справедливо или несправедливо, или потому, что они кажутся нам необразованными и грубыми, или потому, что они бедные или нищие, - так или иначе, мы не должны такими ничтожными в наших глазах людьми пренебрегать, мы должны принимать их во имя Христово, таким образом делая добро как бы Самому Христу. Господь объясняет нам: "Кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает". Получается, что этот человек не такой уж ничтожный и незначительный, как нам кажется, если, принимая этого человека, мы принимаем Самого Христа. Тот, кто представляется нам ничего не значащим, на самом деле есть образ Христов, подобно тому, как поклоняясь иконе, на которой изображен Иисус Христос, совершая каждение перед ней, лобызая ее, мы таким образом оказываем честь Христу, так и служа ближнему, образу Христову, созданному Самим Богом, почитая его, мы таким образом служим Самому Христу. Господь принимает это как служение Самому Себе.

Таким образом, отношение к ничтожному, малому человеку оказывается отнюдь не малым, а самым великим делом, которое только можно себе представить. И наоборот: Кто соблазнит одного из малых сих... тому лучше бы было, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской. Если великая награда бывает тому, кто принимает одного из малых сих, то также и великое наказание бывает тому, кто его соблазняет. Потому мы должны быть чрезвычайно внимательными в отношении к людям, с которыми так или иначе общаемся, и не считать малозначащими и как бы почти незаметными ни самих этих людей, ни своих поступков. Бывает, что пренебрежение к ближнему происходит под видом дружбы: поскольку мы привыкли друг к другу, постоянно общаемся, у нас возникли доверительные отношения, то мы по этой взаимной любви друг к другу и снисходим. И под предлогом такой любви, становясь из-за нее дерзновенными, мы позволяем себе неуважительное обращение с теми людьми, которые нас любят, да, собственно, которых и мы любим. Например, какие-то грубоватые шутки, какое-то пренебрежение - все это также является проявлением подобного соблазна. Чаще всего именно тем людям, которые, быть может, больше других нас любят и нам доверяют, мы более всего и вредим. Соблазнить, конечно, можно по-разному: можно увлечь в какой-нибудь грех, допустим уговорить пренебречь послушанием, можно смутить своим плохим поведением. например, ведя себя грубо или равнодушно, совершая какой-то иной дурной поступок на глазах другого человека, мы не только себе приносим вред, но раним и его совесть. Человек тот может соблазниться на осуждение, а может смутиться до такой степени, что скажет: "Раз он, более опытный, себе такое позволяет, то тем паче мне это можно". И самыми многоразличными способами мы можем соблазнить человека; а сами даже и не заметим, что он на нас в это время смотрит, так как он, этот малый человек, для нас как бы и не существует, - мы его внутренним духовным взором не замечаем. Мы делаем свое дело, делаем то, что считаем нужным, думаем о своей пользе, а этот невольный свидетель остается нами соблазненным. и если соблазн окажется велик, если мы всегда будем так делать, смущая ближнего даже какими-то незначительными грехами, постоянно принося ему вред, то можем подвергнуться страшному наказанию. Ведь Сам Господь говорит: "Тому лучше бы было, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской", - то есть это такое страшное наказание, что лучше было бы этому человеку быть утопленным.

Вот то, что можно сказать об отношении к ближним; а теперь поговорим о смысле слова "малый" касательно преданности воле Божией, а также того или иного служения, которое нам вверено. Когда Господь говорил притчу о талантах и рассуждал о том, какой награды достоин преданно Ему послуживший, Он произнес следующие слова: "Господин его сказал ему: "Хорошо, добрый и верный раб! В малом ты был верен, над многим тебя поставлю, войди в радость господина твоего" (Мф.25:21). Здесь также слово "малый" можно понимать двояко. Первое и, может быть, даже основное значение - мало то, что мало по сравнению с наградой будущей жизни, наградой Царствия Небесного. Действительно, если мы бываем верны в этом малом, в служении земном, то получаем за него необыкновенную награду, и не только на Небесах, но даже и на земле. Благодать Божия, которую стяжевают праведники, является великой наградой за те труды, которые они понесли ради Господа. В сравнении с этим великим благодатным утешением, с этим обилием Святого Духа в душе человека все скорби, все труды его действительно кажутся малыми. Но есть и второе значение слова, о котором мы сейчас говорим: эти труды нам кажутся малыми по той причине, что мы считаем их как бы ничего не значащими, недостойными внимания, и потому относимся к ним с некоторым пренебрежением. Вот мы находимся в монастыре, в какой-то степени изолированы от внешнего мира, живем внутренней монастырской жизнью, все у нас тут регламентировано, все расписано, и нам известные предписания Евангелия кажутся здесь неуместными. Отношение друг к другу, к тем людям, с которыми мы каждый день сталкиваемся и каждый день общаемся, видится нам столь незначительным, что действительно можно сказать, что мы почитаем это чем-то малым. Но ведь собственно здесь мы и проявляем себя или как христиане, или как люди нерадивые и не любящие Христа. И другого случая не будет. Те люди, среди которых мы живем, которых видим каждый день по несколько раз, с которыми работаем, - вот это и есть наши ближние, здесь мы, собственно, и должны исполнять заповеди. в особенности относится это учение к монашествующим - по той причине, что монахи должны понимать: суть не в том, какое мы совершаем дело - великое или малое, а в том, как мы его совершаем. Ведь мы отказались от великих дел: мы не творим милостыни, не кормим голодных, не проповедуем заблудшим людям, мы удалились, изолировались - и таким образом показали, что важно не то, что мы делаем, а то, как мы это делаем. Важно не то, великое ли дело или нет, а то, соответствует ли оно Евангелию. И вот эти как будто бы незначительные отношения между сестрами на самом деле являются исполнением или нарушением Евангелия. И за такое малое в глазах мира добро - ведь многие нас даже осуждают за то, что мы отказались от внешних добрых дел и живем, как кажется им, эгоистично, - мы надеемся получить великую награду. Потому что понимаем: нам необходимо тщательно за собой следить и в этой невидимой для мира, умаленной в его глазах духовной жизни стяжать милость Божию и стать истинными христианами. Так должно быть. В действительности же некоторые почитают это за нечто пустяковое, за мелочи, и в этом малом, которое нам вверено, мы порой бываем неверны Богу. Если тот евангельский раб, будучи верен в малом, вошел в радость господина своего, то у нас получается наоборот: мы, будучи неверны в малом, не получаем, по словам евангелиста Луки, и великого.

Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом. Итак, если вы в неправедном богатстве не верны были, кто поверит вам истинное? (Лк.16:10-11) - непосредственно эти евангельские слова обращены к богачам, но богатство здесь можно понимать расширенно. Не только собственно богатство, не только деньги, но и наши душевные силы, наши умственные способности и даже физические силы - это также есть богатство. Если мы в этом малом, в том, что каждому человеку дано от природы для существования, бываем неверны, то нам не будет вверено и великое, то есть не будет вверена и благодать Божия, потому что по сравнению с благодатью и богообщением все, что мы имеем, и само существование, можно назвать малым и ничтожным.

Значит и среди заповедей, и в отношениях с ближними, и во всей нашей жизни, и среди всех наших способностей - всего того, что нам дано вместе с бытием, - ничего малого не существует. Это грубейшая, ужаснейшая ошибка, когда люди почитают что-либо мелочным и, по неопытности пренебрегая теми вещами, которые, как им кажется, можно назвать малыми, постепенно доходят до того, что и великие вещи начинают считать ничтожными. Когда мы читаем Евангелие - мы умиляемся, а когда переходим к делу, например, завязывается разговор с кем-то из нашего окружения, скажем из сестер монастыря, - все это забывается и даже совсем не приходит на память. В действие вступают совершенно другие законы, совершенно иные принципы, и уже самой жизнью мы показываем, что Евангелие для нас является чем-то малым. И таким образом мы, к сожалению, доказываем - самим делом, самим своим греховным поведением - правильность предложенного толкования евангельских слов: "Кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном" (Мф.5:19). То есть доказываем, что даже великие заповеди из-за нашего лукавства - иначе не назовешь - становятся в нашем сознании, в нашей жизни малейшими.

Как с этим бороться? Что нужно делать для того, чтобы не было подобного неправильного отношения к жизни? Есть у христиан такое понятие, такое делание - в особенности оно прилично монашествующим, - как трезвение, состоящее в том, что человек всегда следит за своей внутренней жизнью. Человек взирает внутрь своего сердца, внутрь своей души и, видя самые ничтожные движения ума, изменение чувств, контролирует их, пытается их для себя объяснить, понять, что с ним происходит. конечно, лучше, если он это делает не самостоятельно, как поступают подвижники уже более преуспевшие и более опытные, но с помощью своих духовных руководителей, будь то духовник, или настоятельница, или старица; в других же случаях это может быть просто опытный христианин, хотя таких сейчас чрезвычайно мало. И вот, взирая на постоянные изменения в душе, пытаясь объяснить, что с ней происходит, соответствует то или иное ее движение Евангелию или отклоняется от него и нужно ли молиться о том, чтобы это движение душевное укрепилось, или, наоборот, противиться ему, - человек таким образом не только следит за поступками, но и пытается увидеть их корень, то есть помыслы и желания, возникающие в уме или душе. И начиная с этого, для большинства людей несуществующего, уровня жизни, он переходит к видению в себе того, чего другие не видят, - того малого, с которого начинается вся жизнь человека. И таким образом - через трезвение, через борьбу с помыслами, через особенно развитое внимание к своей внутренней жизни - он исполняет заповеди, собственно, на этом и основано учение о трезвении - ничего малого не существует. Еще раз говорю, что монашествующие отказываются от мнимо великих трудов, которыми гордится и тщеславится мир, ради того, чтобы совершать малые, невидимые ни для кого дела. Но они-то и являются величайшим делом, величайшим деланием пред очами Божиими, гораздо большим, чем какие-то великие свершения государственных мужей или завоевания полководцев. И за исполнение этих малых заповедей, из-за которых мир нас презирает как эгоистов, отказавшихся от служения людям, мы наречемся великими в Царствии Небесном. И это означает, что не только в будущей жизни, но и в нынешней, уже сейчас, мы получим то, о чем мир и не мечтает. Получим, и увидим, и ощутим Царство Небесное внутри самих себя, в своем сердце.

Таким путем должны идти вообще все христиане, а в особенности монашествующие, потому что из понимания того, что мелочей не существует, и возник, собственно, монашеский образ жизни, возникли понятия "трезвение" и "умное делание". Вот как мы должны относиться друг к другу, как должны относиться к себе. Мы же все измеряем совершенно другими мерками: Евангелие у нас употребляется только для келейного чтения, а в жизни мы руководствуемся совсем другими принципами, принесенными нами из мира, чуждыми христианству. И сами себя оправдываем или осуждаем, грустим или веселимся не оттого, что исполняем или нарушаем Евангелие, а потому, что наши страсти или удовлетворены, или пребывают голодными. Когда страсти наши голодны, тогда мы унываем, сердимся, плачем, а когда удовлетворяем их, тогда почитаем себя счастливыми. И, будучи монашествующими или стремясь к монашескому чину, часто ведем себя, к сожалению, как мирские люди. Мне бы очень не хотелось, чтобы нас касалось изречение, которое относят к предсказаниям о последних временах: "В последние времена монахи будут как миряне, а миряне как скотина". Ну, про мирян мы говорить не будем, а что касается монашествующих - мне бы не хотелось, чтобы вы были как миряне, то есть чтобы между вами возникали какие-то склоки, ссоры, рассуждения о том, кто больше, кто меньше, кому больше уделяют внимания, кому меньше, кто более любим, кто менее любим и так далее. Все это никак не приличествует тому образу жизни, который мы избрали. Поэтому станем достойными того наименования, которое носим или к которому стремимся, - наименования монахов - и будем трезвиться. Раньше некоторых монахов иногда даже называли трезвенниками - оттого что они как бы "истрезвляли" свою плоть. Подобно тому, как человек, подверженный страсти пьянства, постоянно стремится к опьянению, как бы не понимая, что с ним происходит, так и монашествующие должны стремиться к тому, чтобы истрезвиться. Необходимо изгнать из своей души опьянение, происходящее от действия страстей, и увидеть все в истинном свете - ясно, чисто, правильно, чтобы суметь совершать свой путь ко спасению твердыми ногами.

Вопрос. Могут ли любовь, расположение, забота быть излишними? Как не перейти грани разумного и не стать навязчивым?

Ответ. Бывает такая "демьянова уха" - когда человека так кормят этой ухой, что он уже не знает, как вырваться от столь радушного хозяина. К сожалению, в наше время подобное бывает очень редко. Теперь "демьяновой ухой" никто уже не угостит, сейчас такого "Демьяна" нужно поискать... конечно, не надо переходить грани разумного. Ближнему нужно помогать, но в то же время необходимо понимать, что человек свободен и мы обязаны предоставить каждому свободу. Это не значит, что в монастыре надо тихо свергнуть послушание и установить всеобщее равенство. Но мы не можем человеку что-то навязать, если он не принимает этого сам во внутренней своей жизни. Но пока есть надежда, что человек исправится, мы можем терпеть, как бы дать ему свободу некоторого произвола. Однако если он не хочет исправляться, то, поскольку мы, к сожалению, не имеем возможности ради его собственной пользы, ради его спасения эту свободу нарушить, мы должны, как говорится, предоставить ему уже полную свободу, то есть - исключить из монастыря, дав ему право самому решать свою судьбу и устраивать свое спасение так, как он считает нужным. И совсем не обязательно думать, что человек этот погибнет, но, может быть, такое о нем решение послужит кому-то уроком и другие люди будут вести себя иначе, спасти человека против его собственной воли, к сожалению, нельзя. Если бы это было возможно, то, наверное, некоторые люди, и я в том числе, загоняли бы в Царствие Небесное палкой. Но на самом деле ничто не в силах заставить человека внутренне перемениться. На него могут влиять внешние обстоятельства: поработить, в каком-то отношении сломить, - но внутренне человек все равно остается свободным. даже когда он принял какие-то убеждения или что-либо исполняет из страха, а собственного произволения и согласия у него на это нет, то такая покорность не принесет ему пользы и не даст спасения. спасти человека способно только самопонуждение.

В этом, между прочим, отличие христианства от магометанства, в котором считается, что даже если человек принял определенное убеждение - религию Магомета под угрозой насилия, то, значит, он уже и спасается. У нас не так. Бывали, конечно, попытки насильного обращения в христианство, но само учение христианской Церкви - оно не таково. Должно быть внутреннее согласие, должно быть сознательное послушание воле Божией. Поэтому, когда мы на человека нажимаем, давим на него, пытаемся склонить его к тому, что нам кажется для него спасительным, то это в действительности для него может оказаться излишним. В этом отношении нужно быть очень осторожным.

Вопрос. Как отличить привитую тебе еще с детства вежливость от чувства любви? Как узнать, по какой причине я уступаю сестре: из любви или из вежливости?

Ответ. Мне кажется, что, в конце концов, вежливость - это не так уж и плохо. по крайней мере, лучше грубости, когда у человека нет ни вежливости, ни любви, а только грубость и раздражительность. пусть лучше у него будет раздражительность, прикрытая вежливостью, ведь тогда он не покажет своей страсти - это все же лучше, чем неприкрытая злоба. Поэтому очень бояться вежливости не нужно. Единственное, мы должны понимать, что вежливость - это не какая-то добродетель и это не то, к чему нужно стремиться; вежливость сама по себе может быть пустой, и какое-либо вежливое слово: "здравствуйте", "пожалуйста" - не избавляет от необходимости испытывать к другому человеку подлинное чувство. Поэтому когда мы формально ближнего приветствуем, а в душе у нас холодно, тогда это на самом деле лишь внешняя вежливость. когда же мы действительно испытываем любовь к ближнему, имеем некое доброе чувство, тогда мы можем обойтись и без каких-либо вежливых слов. Тогда, возможно, найдутся другие добрые слова, специально не предназначенные для таких случаев. Впрочем, те же самые слова вежливости, допустим, приветствие - "здравствуйте" или прощание - "до свидания", могут быть сказаны холодно, а могут - с чувством расположения, и тогда это уже не сухая вежливость, здесь уже есть любовь. По внутреннему чувству и нужно определять, вежливость это или начинающаяся любовь к ближнему.

Вопрос. Запись помыслов - это трезвение?

Ответ. Да, это один из важнейших элементов трезвения, не единственный, но один из важнейших. Хотя, конечно, бывают такие обстоятельства, что именно от этого, хотя и важнейшего, элемента приходится отказаться, когда нет возможности открывать помыслы, нет рядом рассудительного человека. Не всякому можно открывать помыслы, не каждый может давать советы, - но именно тот, кто сам имеет духовный опыт, имеет рассуждение. Притом даже не всякий имеющий духовный опыт способен руководить, потому что у иного человека бывает такой опыт, который приложим только к нему одному, он не умеет свой собственный опыт перенести на жизнь другого человека и из-за этого может дать механический и потому неправильный совет. Действительно, бывают такие ситуации, когда не с кем советоваться, некому открывать помыслы, тогда на первый план, даже и у новоначальных, выступает молитва Иисусова, неотъемлемой частью трезвения является "умное делание", то есть молитва Иисусова с внимательным, внутренним взором, обращенным не только на поступки, но и на помыслы. Конечно, намного труднее самому себя анализировать, потому что от гордости, от самомнения мы бываем исступленными и не видим своих недостатков, не умеем себя трезво оценить. Никакой смиренный и благоразумный человек не будет пренебрегать возможностью (если она у него есть) открывать свои помыслы, потому что пренебрежение этим - признак гордости. Одно дело, когда мы не имеем такой возможности и вынуждены только при помощи усиленной молитвы, как говорит святитель Игнатий, бороться с самими собой, и другое дело, когда у нас есть кому помыслы открывать, а мы этим пренебрегаем и тем самым показываем, что мы гордецы. Такой человек помощи от Бога не получит.

Вопрос. Что делать, когда совсем не получается отражать помыслы? вроде читаешь молитву, но все равно кажется, что избавиться от них просто невозможно. Это потому, что я вообще жизнь веду невнимательную?

Ответ. во-первых, это не так просто - научиться отражать помыслы. Может быть, ты еще не научилась внимательно следить за собой, может быть, нет еще благодатной силы, навыка отражать помыслы, может быть (что самое главное), нет у тебя смирения. Все это постепенно достигается трудом, большой борьбой и даже мучениями и страданиями. просто и легко никто ничего, за редчайшим исключением, не приобретает. Даже люди преуспевшие, имеющие благодатную молитву, все равно ведут борьбу со страстями. Не нужно думать, что единственная цель - стяжать благодатную молитву. Нет, она есть только начало, начало очищения. Если человек, получив такую благодать, окажется нерадивым, она не принесет ему пользы. Поэтому и удивляться и печалиться не нужно, нужно трудиться, терпеливо совершать свой ежедневный умственный труд, в этой борьбе человек приобретает смирение, в мелких преткновениях и мысленных падениях он приобретает опытное познание своего ничтожества, своей беспомощности. И пока этот опыт, это осознание своей совершенной беспомощности в нем не укоренится, пока человек таким образом поневоле не смирится, он не может победить демонов, не может победить страсти. Здесь, как говорится, хочешь не хочешь, все идут одним путем. Редко кто особенным образом приобретает благодать такую, что как бы весь сразу опускается в бездну смирения, избавляется от брани страстей. В основном все идут описанным путем. святой Григорий Синаит называет это "смирением от бесов", то есть таким смирением, которое невольно приносится нам той борьбой, теми преткновениями и даже падениями, что бывают с нами по вине демонов, ведущих брань.

Вопрос. Означают ли слова "во имя ученика", что мы должны исполнять Евангелие только по отношению к христианам, притом православным?

Ответ. Апостол Павел прямо говорит, что мы должны делать добро, но наипаче своим по вере (см. Гал.6:10), то есть в первую очередь, безусловно, православным, потому что они не просто наши братья, дети прародителей наших Адама и Евы, но они наши братья во Христе - православные. Конечно же, оказывать добро мы должны в первую очередь им. Но это не значит, что человек нехристианского вероисповедания или неверующий вообще недостоин нашей любви и расположения; наоборот, своей любовью мы можем приблизить его к Богу. И вообще, когда в человеке действует благодать Божия, тогда он уже не разбирает людей, не различает "своих" и "не своих". Спаситель поставил нам в пример совершенство небесного Бога Отца, Который сияет солнцем Своим на злых и добрых и дождит на праведных и неправедных (см. Мф.5:45), то есть не отличает людей, которые Ему угождают, от тех, кто относится к Нему враждебно, и на всех равно изливает благодеяния. Значит, в идеале и мы должны ко всем относиться равно, даже к врагам, ведь Господь заповедал нам любовь и к врагам. Но поскольку мы еще немощные и далеки от такого совершенства, начнем с малого - покажем любовь к ближнему в буквальном смысле слова, то есть будем делать добро по отношению к нашим братьям и сестрам во Христе. А если мы когда-нибудь станем такими, как, например, преподобный старец Силуан Афонский, или архимандрит Софроний Сахаров, или другие подвижники благочестия, которые молились за весь мир и искренно, от всей души переживали, страдали и мучались оттого, что мир погибает в грехах и заблуждениях, - то это будет прекрасно.

Вопрос. "Во имя ученика" - значат ли эти слова, что кто-то воздает почтение человеку уже только за то, что он христианин?

Ответ. Да, если мы оказываем добро человеку потому, что он христианин, что он ученик Христов, то уже за это получаем награду. В данном случае акцент делается на том, что даже неверующий человек, если окажет добро тому, кто является учеником Христовым, не лишится своей награды.

Вопрос. Вы читали нам отрывок из Евангелия, где говорится о неправедном богатстве: кто в нем неверен, тот истинного не получит. И Вы сказали, что под богатством здесь имеются в виду разные способности, телесные силы. Почему оно названо неправедным?

Ответ. Богатство неправедное потому, что досталось нам несправедливо; потому, что мы не заслужили его прежде своего рождения - это если говорить о способностях. А если вести речь о богатстве в буквальном смысле слова, то есть о деньгах, то часто богатыми бывают люди, которые в нравственном отношении отнюдь не лучше бедных, а гораздо хуже, - и в этом тоже несправедливость. Когда человек получает какие-либо преимущества не благодаря своей нравственности, своей духовности, то по меркам религии, по меркам духовных и нравственных христианских законов это является несправедливостью.

Вопрос. Батюшка, сегодня ко мне человек обратился с малой просьбой: не хватило хлеба для детей в церковной школе, но я не могла ему помочь сразу, без разрешения старшей сестры. Я пошла спросить. Правильно ли я поступила?

Ответ. Надо было ему дать сразу. В данном случае все просто. Если бы у нас был голод, например, и нам самим хлеба действительно не хватало, тогда еще можно было бы идти спрашивать. А так как мы сами не бедствуем, то и не было бы никакого греха взять хлеб и дать его детям, а потом сказать об этом старшей сестре, - никто за это не осудил бы. А иначе, пока будешь искать старшую сестру - дети останутся голодными. Надо иметь какой-то здравый смысл. В прошлой беседе мы обсуждали такую ситуацию, когда ближнему необходимо срочно помочь, а мы ищем какого-то благословения. В любом послушании бывают моменты, когда надо быстро решить дело, и эти моменты невозможно заранее предусмотреть. Так что в данной ситуации даже не нужно было и думать, а ради любви к ближнему следовало помочь, и все. У нас же получается так, что под предлогом послушания мы оказываемся связаны по рукам и по ногам.

Вопрос. Как быть, если я вижу свои грехи и недостатки, а ревности исправить их совсем нет?

Ответ. если нет ревности, то на ее место заступает понуждение себя. когда у нас не хватает желания, но есть осознание того, что делать это необходимо, мы начинаем себя понуждать, и постепенно происходит изменение, а потом с Божьей помощью от такого понуждения может появиться в душе человека и ревность.

Вопрос. Если сестра предлагает свою помощь, всегда ли нужно ее принимать, в особенности, если ты можешь справиться сама?

Ответ. если можешь справиться сама, то зачем отягощать сестру, пусть пойдет кому-нибудь другому поможет или почитает, помолится. А если уж она очень хочет помочь, то пусть помогает. Ведь своим отказом мы можем человека огорчить. Необходимо руководствоваться соображениями любви.

Вопрос. Скажите, сила духа - это тоже добродетель или это преуспеяние человека?

Ответ. А что такое сила духа? Я не знаю, по-моему, подобное выражение не встречается у святых отцов. Это выражение из литературы нецерковной. Наверное, оно подразумевает некую твердость, самообладание, мужество, если под силой духа понимать мужество, то по учению святых отцов это одна из добродетелей. Однако мы не должны забывать, что нужно себя понуждать и молиться. Если человек обладает слабой силой духа, или слабым мужеством, то благодать Божия может восполнить его недостаток. В этом отношении мы все равны. Если у кого-то больше собственная сила воли, то и искушения ему посылаются такие, что он нуждается в великом укреплении от Бога, в особой помощи Божией, а человеку со слабой волей посылаются искушения меньшие. Это все равно как в пословице: "На всякого мудреца довольно простоты", - так можно сказать, что всякий сильный человек оказывается в определенной ситуации слабым, и когда собственных сил не хватает, ему требуется помощь Божия. Поэтому не нужно как-то в особенности искать силу духа, а надо больше себя приучать к надежде на Бога и в этом находить утверждение, то есть молиться изо всех сил и верить, что Господь поможет и не пошлет искушения выше наших сил (кроме тех случаев, когда мы из-за собственной гордости отгоняем от себя благодать Божию).

Вопрос. Почему сестры не могут делать замечания друг другу, равная равной, когда в Евангелии сказано: "Если согрешает против тебя брат твой, обличи его между им и тобой" (см. Мф.18:15)?

Ответ. Для того чтобы обличать брата, нужно иметь рассуждение, нужно иметь любовь, это должно быть сделано именно от любви, а не из какого-то другого чувства. В Евангелии сказано, что надо "обличить брата", в связи с тем, что мы презираем ближнего и оставляем его жить своей собственной жизнью, пренебрегаем его заблуждением, его грехами и таким образом проявляем к нему безразличие. Ведь мы с вами обличаем нашего ближнего не потому, что сострадаем ему в его заблуждениях, а потому что просто его не любим. У нас чаще всего бывает так, потому мы не имеем права эту заповедь исполнять, мы не доросли до нее. В то же время не можем мы и оставлять ближнего в заблуждении, не можем быть совершенно безразличными к нему, и, чтобы выйти из этого положения, нужно рассказать о прегрешении брата старшему по послушанию или благочинному, если это касается собственно послушания, или старцу, или настоятелю. Таким образом мы и не принимаем решения сами, чтобы не впасть в грех, и заповедь исполняем, предоставляя возможность старшему или старцу рассудить, справедливо ли наше суждение или это плод нашей неприязни и неразумия.

Вопрос. Мне непонятно, как человек смиряется в падении? Это зависит от того, насколько он борется, или смиряет сам грех?

Ответ. когда человек падает - конечно, речь идет о мысленных падениях, потому что из падений, совершенных делом, встать гораздо труднее, - тогда он хочешь не хочешь смиряется, поневоле видит свою немощь. как бы это ни было печально и горько, но можно сделать выводы и в конечном счете получить пользу. в этом, собственно, и состоит смирение от падения: человек на опыте сознает свою немощь. И поскольку это случается очень часто, на протяжении долгих лет, то в конце концов человек в своем сознании примиряется с тем, что он совершенно ничтожный, немощный, ни на что не годный и что только один Господь может ему помочь, и тогда Господь начинает ему помогать, тогда начинается его исправление. Но часто бывает так: человек делает неправильный вывод из своего падения, считает его случайным стечением обстоятельств, думает, что в следующий раз он будет вести себя иначе и что сейчас это произошло потому, что он чего-то не понял, чего-то не знал, что его неправильно научили и некому было подсказать. Различными подобными оправданиями мы оттягиваем время своего смирения, пока новые и новые падения и преткновения не заставят нас в конечном счете сделать правильный вывод - что виноваты мы и только мы.

Вопрос. Симеон Новый Богослов так высоко пишет о Причастии: если ты не чувствуешь внутри себя изменения, то знай, что ты не причастился, а только обольщаешь себя; и другие отцы пишут о том же, ведь они не обманывают, а у меня не бывает и не будет такого состояния. Еще они говорят о том, что если ты явно не чувствуешь в себе Христа, то нет тебе спасения. Как об этом думать и что делать?

Ответ. Конечно, спорить с Симеоном Новым Богословом мы не будем, а чувство, которое он описывает, может действовать в человеке в разной степени. Иногда - очень могущественно и властно, как в самом святом Симеоне и в других подобных ему совершенных подвижниках, иногда - очень прикровенно и тихо, как это бывает у многих новоначальных и мирян. Я много раз слышал от самых обыкновенных людей, отнюдь не подвижников, а семейных мирян, что они после причащения чувствуют какие-то изменения в душе: тишину, покой, хорошее настроение, легкую радость, - и это также является признаком благодати. И хотя благодать, которую мы чувствуем, действует в нас в меньшей степени, чем требует Симеон Новый Богослов, но это уже начало. Лучше питаться, как говорится, малыми крохами, чтобы не умереть с голоду, чем под предлогом того, что мы не насыщаем свою душу в полной мере, совсем отказаться от пищи. Это в отношении Причастия. А по поводу слов "у меня не бывает и не будет такого состояния" - то это тебе кажется. Будет или не будет - знает один только Бог. Может быть, ты придешь в то же состояние, в каком находился Симеон Новый Богослов, а может испытаешь даже и нечто большее, все возможно. А если и не достигнешь такого состояния, какое было у него, то по крайней мере твоя мера будет значительно выше, чем сейчас, поэтому не нужно сразу ставить на себе крест и впадать в нерадение под тем предлогом, что раз у меня все равно ничего не выйдет, то незачем и трудиться. Если у тебя не бывает такого состояния - так это оттого, что ты нерадивая. А если у тебя его и не будет - то лишь оттого, что ты не хочешь и не стремишься к нему. Вот и все.

О том, что "не чувствуешь в себе Христа": это чувство тоже бывает в разной степени. Один испытывает некое покаяние, сокрушение в сердце, у некоторых появляется внимание, другой кроме внимания больше в себе ощущает страх Божий, благоговение. Один беседует с Христом как бы лицом к лицу, другой находится в такой сосредоточенности, что ничего не видит и не слышит, всей душой пребывая в Самом Господе. И все это разные степени одного и того же. Поэтому не нужно так говорить: "Я не чувствую в себе Христа". Если молишься Иисусовой молитвой и хотя бы какое-то внимание при этом есть, значит, ты Его чувствуешь. А если не чувствуешь, то не потому, что тебе не дано, а потому, что ты нерадивая. Вывод нужно сделать из чтения творений Симеона Нового Богослова не такой, что из меня ничего не выйдет, потому что у меня сейчас нет благодатных состояний, а такой, что я буду трудиться изо всех сил, чтобы хоть в малой степени приобрести то, что описывает этот святой, к чему он нас призывает.

Вопрос. В Евангелии сказано: "Если десное твое око соблазняет тебя, то вырви его и брось от себя" (см. Мф.5:29). Почему именно десное око?

Ответ. Под "десным" мы понимаем то, что для нас дорого; не то, что на самом деле хорошо, а то, что нам лишь кажется хорошим, поэтому оно и изображено в Евангелии как правое око, в действительности же это может быть самая отвратительная страсть, например блудная или сребролюбие, все что угодно. Евангелие часто что-либо описывает так, как воспринимаем это мы, то есть смотрит с нашей точки зрения.

Вопрос. Господь, когда диавол искушал Его в пустыне, показал нам образ борьбы с подобными искушениями. Например, когда диавол говорил Ему: "Аще Сын еси Божий, рцы, да камение сие хлебы будут", то Господь отвечал: "Писано есть: не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем из уст Божиих" (Мф.4:3-4). Как мы на деле можем применить этот образец в борьбе со страстями чревоугодия, тщеславия и гордости?

Ответ. Прежде всего Господь отвечал цитатами из Священного Писания: "Писано есть…" - и начинал цитату, то есть отвечал диаволу заповедями, взятыми из Второзакония, которое в то время было основной излагающей нравственный закон книгой. В наше время такими книгами являются книги Нового Завета, в особенности Евангелие. Поэтому для нас прежде всего важно проверять свое поведение Евангелием. Можно еще проверять себя учением святых отцов - не потому, что оно какое-то новое или дополнительное, а потому, что является изъяснением Писания Нового Завета. И вот когда диавол нас искушает, мы должны выяснить, соответствует ли то желание, которое он нам вкладывает в сознание, евангельскому учению или противоречит ему. Если противоречит - отвергать. Прежде всего в этом нам необходимо подражать Господу. Потом, конечно же, в смирении. Мы не должны поддаваться такому искушению: если ты что-то из себя представляешь, то сделай вот так. Мы не должны доказывать дьяволу, что мы праведные, чистые, разумные и так далее, потому что в этом есть проявление гордости, желание самоутвердиться, даже перед самими собой. Это свидетельствует о гордости внутренней, которая внешне, может быть, и не проявляется. человек говорит: "Да, я это могу сделать и сделаю, сейчас я себе это докажу", - а этот помысел может оказаться дьявольским внушением. Что касается чревоугодия - можно вспоминать искушение Спасителя в пустыне и удерживаться от чревоугодия, можно вспоминать другие изречения из Священного Писания, например, слова спасителя о необходимости поста, и таким образом себя удерживать. И конечно же, надо молиться, мы должны призывать на помощь Того, Который, как сказал апостол Павел, Сам прошел искушение, может и искушаемым помочь (Евр.2:18), т.е. Господа.

Вопрос. Есть заповедь: "Возлюби Господа всем сердцем, всей крепостью, всем разумением своим" (Мф.22:37; Мк.12:30-33; Лк.10:27) - монах должен стремиться к этому. А если у тебя сильная скорбь из-за родственника или близкого друга, что он не обращается к вере или даже все дальше и дальше отходит от нее, то это плохо? Надо ли с этим бороться, стараться из себя искоренить, предавая ближних в волю Божию? Это пристрастие к родственнику и другу или все же такая скорбь как-то понятна, допустима?

Ответ. На этот вопрос я не могу дать какого-то универсального ответа. Здесь надо особо решать в каждом конкретном случае. Мне кажется, все же нужно положиться на решение старицы или духовника. Часто переживания о родственниках, друзьях отвлекают, но бывают такие исключительные случаи в жизни, когда мы, скорбя о каком-то близком человеке, привлекаем его к вере, помогаем ему. Если бы мы были пламенными молитвенниками, то не нуждались бы ни в чем другом для спасения ближнего, так как могли бы за него помолиться, но наши молитвы не всегда уместны: иногда новоначальный предполагает, что может помочь ближнему молитвой, а на самом деле он уклоняется от каких-то трудов и помощи на деле. Однако, повторяю, здесь о каждом человеке нужно рассуждать отдельно, нельзя дать универсального ответа.

Вопрос. Нужно ли искать тех сестер, которым можно было бы помочь, например, той сестре, которую часто осуждаешь?

Ответ. Да, в принципе так поступать можно, если испытываешь к человеку какую-то неприязнь, чувство осуждения, которое ты стараешься преодолеть. Ведь чем нам возможно его преодолеть? можно преодолеть молитвой, можно сделать какой-то подарок - правда, подарков у монахов нет, у нас есть лишь самые необходимые вещи. Действительно, хороший способ превозмочь неприязнь - найти того человека и постараться ему помочь, предложить свои услуги, что-то для него сделать. Но, конечно, если ты несешь послушание, например, на кухне и решишь помочь сестре, которую осуждаешь, а она находится на послушании в швейной, и начнешь ей что-нибудь шить, то она, думаю, не обрадуется такой помощи. И совсем другое, если ты придешь и скажешь: "Слушай, я сейчас у себя в келии пол мою, давай-ка я и у вас в келии вымою". такое сделать можно.

Вопрос. Бывает ли так, что человек, живя в миру, чаще начинает обращаться к Богу и в некоторой степени смиряться не вследствие каких-то мысленных падений, а живя своей обычной мирской жизнью?

Ответ. В общем-то, когда я говорил о мысленных падениях, то больше имел в виду монашествующих, которые ведут, так сказать, усиленный духовный образ жизни, поэтому видят все, что происходит внутри них. А у мирян чаще бывают внешние скорби, заставляющие их обращаться к Богу: житейские неприятности, болезни, какие-то беды, а иногда беды страшные, пострашнее, чем иные мысленные падения. В XX веке человечество много чего пережило, и у нас в России, православной стране, народ испытал ужасные страдания. Одним это было в наказание, другие были приведены через страдания к покаянию. При обращении человека к Богу очень часто присутствуют скорби. Но бывает, что человек просто ищет истину, стремится к предметам возвышенным, ищет чего-то прекрасного, а поскольку душа его не удовлетворяется ничем временным, ничем земным, то он в конечном счете приходит к вере, к Богу. Так что не всегда человек обращается к Богу именно через скорби - внешние или внутренние.

28 ноября 1999 г.

Игумен Авраам (Рейдман)
Благая часть. Беседы с монашествующими. - Новотихвинский женский монастырь