Начало: Тексты, справочники и документы	Первая страница Святоотеческое наследие Разные тексты Свт. Филарет (Дроздов) OrthodoxyLib Православный интернет Евангельский синопсис Духовные стороны Добротолюбие избранное Пролог в поучениях День за днем Церковный календарь

Сегодня у нас будет беседа о таком предмете, который, казалось бы, всем верующим, православным уже должен быть понятен. Однако же, потому что возникает какое-то искушение, потому что человек не до конца знает православное учение и от этого не то чтобы сомневается, а недоумевает, он приходит в такое душевное состояние, когда возникает потребность в объяснениях. Думаю, что те, кому эта тема покажется уже известной и не требующей разъяснений, по крайней мере получат пользу от повторения. Я постараюсь кратко и на основании творений святых отцов изложить православное учение о том, что люди неверующие обычно называют "поиском смысла жизни": для чего существует человек? для чего Бог сотворил человека?

Прежде всего хочу сделать предисловие - не то чтобы скептического характера, а с целью предупредить: нельзя всё понять умом, нельзя думать, что любые тайны, любые истины постигаются одним рассуждением или чтением книг. Что такое чтение книг? Это знакомство с рассуждениями других людей. И если у нас вот такой подход, когда нам кажется, что всё мы можем постичь умом, то, как правило, в конце концов мы наталкиваемся на такие тайны, которые недоступны либо вообще человеческому уму, либо нашему уму. Мы, наверное, не такие выдающиеся мыслители, которые могли бы рассчитывать на то, что, рассуждая, сравнивая, напрягая своё воображение, они каким-то образом самостоятельно постигнут истину. Потому даже если мы верим в могущество человеческого разума, то уж хотя бы в силе собственного своего разума мы должны усомниться и таким образом понять, что многое и многое нашему рассудку недоступно. Об этом прекрасно рассуждает митрополит Вениамин (Федченков) в своей книге "О вере, неверии и сомнении". Он говорит, что во времена его юности процесс образования в духовной семинарии и академии был построен на таком принципе, что всё можно объяснить при помощи разума, и сами студенты и учащиеся были в этом убеждены. Но по мере того, как в нём стала усиливаться вера, он начал любить тайны; ему даже стало нравиться, что существуют тайны. Самое главное - это, конечно же, вера, и истинное знание мы получаем именно через веру. Знание это не обязательно то, что можно объяснить. Многие вещи, даже самые простые, которыми мы естественно пользуемся на бытовом, житейском уровне, совершенно необъяснимы. И тем не менее, зная, как и что нужно делать, мы, даже не понимая, что это является каким-то непонятным явлением, используем их благодаря своим естественным знаниям, и живём. Если бы мы начали сомневаться и стали бы делать только то, что понимаем, то пожалуй и с голоду умерли бы. Мы едим ту или иную пищу. Как эта пища превращается в нашем организме в наше собственное тело, даёт нам силу, умственную или физическую энергию, мы не понимаем, однако же это не мешает нам жить. Как мы дышим, как вообще существует человеческое тело, что такое болезнь или здоровье мы, и даже не только мы, но и весьма и весьма учёные люди с трудом и очень смутно понимают. И много, много вокруг нас есть необъяснимых, таинственных вещей, однако же мы из непосредственного опыта знаем, что нужно делать в определенных ситуациях, и, не понимая сути явления, но зная причинно-следственную связь, тем или иным образом поступаем и существуем. На таком вот простом примере нашей материальной и телесной жизни можно сделать вывод и о жизни внутренней, духовной, о том, что, хотя многие вещи для нас непостижимы, однако же, если они для нас существуют, мы их ощущаем духом (а именно это даёт нам чувство веры), то тогда мы живём той жизнью, которой должны жить христиане, живём спасительной жизнью. Допустим, мне удастся сейчас объяснить, для чего Бог создал человека. Удастся, конечно же, не потому, что я сам до этого додумался, а потому что прочитал об этом у святых отцов. Перескажу, более или менее удачно, учение святых отцов. Вот вы, например, всё это поймёте, и вам всё станет ясно. Но мы должны прекрасно понимать, что было множество людей, миллионы людей, от основания христианской Церкви до наших дней, которые многого и многого не понимали, для которых большинство вещей были непостижимы, но они верили просто, так, как научились от своих учителей, среди которых тоже были не только образованные люди, тонко мыслящие, но и самые простые, совершенно не способные ни к какому рассуждению, к изучению истории, люди простые в смысле умственной простоты. Вот сегодня мы празднуем память Павла Препростого. В его жизнеописании есть такой эпизод. Как известно, Павел был учеником Антония Великого и вот к Антонию пришли некоторые монахи за наставлением. Павел при этом присутствовал; преподобный Антоний Великий рассуждал о чем-то, видимо о Законе Ветхозаветном и Законе Новозаветном, и в связи с этим упомянул имена Моисея и Христа. Павел был человеком совершенно необразованным (интересно, что в монастырь, вернее из мира, он ушёл шестидесяти лет отроду, а до этого был простым египетским крестьянином; это были люди, как правило, чрезвычайно простые и неграмотные). И Павел спрашивает Антония: "А кто жил раньше: Моисей или Христос?" То есть его необразованность, его невежество простиралось даже до такого странного вопроса, для нас всех как будто бы дикого, хотя мы отнюдь не такие уж интеллектуалы. Антония это раздосадовало, и он сказал: "Молчи". И Павел замолчал. Прошло несколько месяцев, Антоний замечает, что Павел всё время молчит. Он его спрашивает: "Почему ты молчишь?", а тот отвечает: "Ты же велел мне молчать, вот я и молчу". Этот пример приводится в "Отечнике". Для чего? Чтобы мы поняли, что добродетель выше отвлечённого знания. И это его послушание, простиравшееся даже до того, что он по повелению старца надолго замолчал (что, как мы все сами знаем, очень трудно исполнить), оказалось выше того элементарного знания, которым должен обладать всякий христианин. Можно привести ещё пример о трёх старцах, которые молились на острове и не знали никакой молитвы, кроме одной вот такой странной: "Трое нас, трое Вас, Господи, помилуй нас", однако же они ходили по воде. Значит, вера выше, чем отвлечённое знание. И верующий человек, может быть многого или ничего не понимающий, но общающийся с Богом, пребывающий умом в единении с Богом, способен чудеса творить. И он на самом деле гораздо больше знает, чем тот человек, который может много и красиво говорить, но жизнь которого не соответствует Евангельскому учению. Можно было бы привести много примеров. Святитель Спиридон Тримифунтский был чудотворцем и чудесным образом, самыми простыми словами, будучи человеком, можно сказать, невежественным, обратил к вере языческого философа, который на первом Вселенском Соборе защищал Ария и его учение.

То есть суть состоит не в том, чтобы знать умом, для чего существует человек, для чего, скажем, лично я существую, знать своё личное предназначение, но чтобы жить соответственно этому предназначению. Если у тебя возникает вопрос о смысле человеческой жизни, значит, у тебя в душе что-то уже не нормально. В здоровой душе, как правило, такие мысли не возникают. Это процесс болезненный - может быть, иногда он и положительный, когда человек ищет истину, хочет познать её всей душой, так сказать пережить её. Положительный не сам по себе, но как некоторая ступенька, как некий шаг движения к Богу. Но вообще-то если человек спрашивает, для чего он живёт, - значит, он не знает, для чего он живёт. И наоборот, может быть, человек не задаётся этим вопросом, не рассуждает и вообще многого не понимает, не знает, но живёт, стихийно, неосознанно, истинной христианской жизнью, в единении с Богом. Живёт осмысленной жизнью. Он не то чтобы понимает, зачем он живёт, а вот он просто так уже существует. Вот когда человек отпадает от Бога, тогда и возникает такой вопрос: для чего я создан? Когда же человек с Богом, он не может об этом задумываться. Потому что этот вопрос - как бы сомнение в благости Божией, сомнение в том, что существование человека осмысленно, имеет какое-то особое предназначение. Поэтому можно было бы обойтись вот этим моим объяснением и даже ни о чем не рассуждать нарочно, а просто сказать: "Нужно молиться, каяться, и когда душа ваша начнет очищаться и соединяться с Богом, тогда вы будете чувствовать, что Господь в вас и вы в Господе, по словам Спасителя, тогда уже и вопросов никаких не будет". Собственно, это и есть самый настоящий и удовлетворительный ответ, которого нужно искать.

Святые отцы, объяснявшие нам, зачем Бог сотворил человека, прежде как раз соединились с Богом, знание это они почерпнули не из каких-то отвлечённых рассуждений, не сами себе задавали вопросы, мучались душой и так далее. А лишь общаясь с Богом, они понимали, для чего они существуют, для чего люди существуют, понимали потому, что на своём опыте это пережили. Нужно отличать умственное знание - так сказать, догадку - от знания опытного. Настоящее знание - это знание опытное. Вот сравним какого-нибудь подвижника, допустим святителя Григория Богослова, с каким-то умным, серьёзным человеком, но не живущим так, как жил Григорий Богослов. Разница в чём состоит? Святитель Григорий написал то, что пережил сам, а мы, если мы его учение принимаем, лишь принимаем его из чужих уст. Для нас это знание теоретическое, для него это знание опытное. Так можно сказать о любом из трудов святых отцов, в особенности тех, кто излагал свой собственный опыт. Допустим, если я изучу Иоанна Лествичника, начну наизусть его цитировать, то для меня это будет теория. А для него это было истинное знание. То же можно сказать и о самом Священном Писании. Для апостолов, и в первую очередь евангелистов, написавших Четвероевангелие и другие книги Нового Завета, это не было какой-то философской теорией - это была их жизнь. Они непосредственно общались со Спасителем, все, о чем написали, они пережили; так, например, апостолы Иаков, Иоанн и Пётр были очевидцами Преображения Господа на Фаворе. Апостолы излагали то, что они знали не умом, а опытно, то есть самой жизнью. И может быть, когда они это переживали, они даже многого не понимали. Известно, что святые апостолы до тех пор, пока на них не сошёл Дух Святой в день Пятидесятницы, многие вещи, которые с ними происходили, не понимали, не понимали истинного значения тех или иных событий. И только впоследствии им всё открылось, но опять же открылось не потому, что они об этом усиленно размышляли, а открылось по той причине, что на них сошёл Дух Святой, и у них началась новая жизнь: их душа преобразилась от обильного действия благодати. То есть опять же это не было для апостолов знанием чисто умственным. Ум лишь помог им последовательно, логично, изложить и попытаться объяснить то, что они испытали на самом деле. И притом не всегда даже им удавалось объяснить; есть такие вещи, которые и не поддаются объяснению. Вот, скажем, сошествие на апостолов Духа Святаго в день Пятидесятницы. Конечно, последующие святые отцы пытаются объяснить, почему Дух сошёл в виде огненных языков, и говорят, что это, по всей вероятности, потому, что апостолам для их служения была нужна огненная ревность. Но это только предположение, сами же апостолы нигде ничего не говорят, почему именно так на них сошёл Дух Святой. Интересно, что и на преподобного Симеона Нового Богослова (если кто читал его гимны, то помнит: на него также сходил Святой Дух) благодать Божия сходила в виде огня, хотя, казалось бы, ему эта огненная ревность, необходимая апостолам, совсем не требовалась. Может быть, тут дело не только в том, что нужна была такая ревность апостолам, а есть некоторые свойства Божественного явления, которые для нас непостижимы. Почему так происходит, мы не знаем. Почему Бог является как свет? Сам Господь Иисус Христос употребляет этот образ, и во время Фаворского явления Он просиял перед учениками. Почему именно такое ощущение бывает у человека при явлении Божественной славы, тоже никто объяснить не может. Но это так. Знаем, что это так, а почему, объяснить не в силах. Можем предложить какие-то свои варианты объяснений, однако это будет только попытка. Но подумайте, что лучше: или мы объясним, почему Бог является в виде света, или мы, не понимая причины явления именно в таком образе, тем не менее будем его переживать? Конечно же, лучше самим пережить его, лучше самим познать это Богоявление, чем прочитать о нем в книге и уметь о нем рассуждать, а самому быть пустым, иметь сердце лишенное Божественной благодати. Поэтому самое главное - это переживание, это опыт. Человеку, имеющему опыт богообщения, не нужно ничего понимать. Пусть он даже не понимает, зачем существует человек, но он повинуется Богу, он слушается Бога, он любит Бога, он следует за Ним и, ничего не понимая, старается быть послушным воле Божией, которая изображена в Священном Писании и объясняется в святоотеческом учении. Безусловно, можно сказать, что такой человек познал истину: он содержит истину в своём сердце. Он, может быть, не умеет не только объяснить, но даже и для самого себя пересказать свои переживания. Не умеет даже до конца их осознать, но он живёт. Вот мы живём телесной жизнью, а такой человек живёт жизнью духовной в самом точном и буквальном смысле слова, то есть живёт жизнью в Духе Святом. Поэтому вопрос о смысле человеческой жизни, о том, для чего Бог сотворил человека, - это вопрос отвлечённый, возникающий в известной степени от ропота, от какого-то душевного неудовольствия, нежелания принять то, что Бог преподаёт нам в Своих таинствах, от нежелания принять нравственное учение Евангелия и вообще бороться со своими страстями. То есть суть этого вопроса можно было передать иначе: "А вдруг то, что говорится в Библии, неправильно?" И я совсем не считаю себя настолько убедительным оратором, который может любого человека переубедить и доказать ему, что действительно смысл человеческой жизни таков, каким изображает его Библия. Вдруг мне не удастся, и что тогда делать? Искать кого-то еще, кто мог бы объяснить, а вдруг и тому не удастся?

Пока у нас будет неудовольствие, противление воле Божией, нежелание переменить себя, до тех пор у нас не перестанет возникать вопрос - и не в такой "культурной" формулировке: "Зачем Бог сотворил человека?", а "Правильно ли то, о чём повествуется в Библии?" - вот в чем суть нашего недоумения. На самом-то деле для нас, православных христиан, такого вопроса уже не должно существовать: основы православного учения мы знаем. Но в нас возникает сомнение: "Справедливо ли это учение? Как можно доказать справедливость библейского учения?" Логически доказать невозможно, да, наверное, и не нужно. Может быть, иногда некоторые мыслители делают это весьма удачно, но это уже "задним числом". На самом же деле истину человек принимает не оттого, что ему что-то доказали, истину он принимает сердцем. Об этом многократно говорится и в Священном Писании, и святые отцы учат прежде всего ощущать сердцем. Истину человек принимает сердцем, и для того, у кого сердце противится, все рассуждения могут оказаться ненужными и бессмысленными. Он всё равно вновь и вновь будет задавать этот вопрос, отвергая все доводы не потому, что доводы для него недостаточно "умны", а просто потому, что он не хочет в них вникать. Он и не вдумывается в них, и не пытается понять их состоятельность или несостоятельность. Подчас люди даже не способны понять некоторых возвышенных доказательств, которые приводят святые отцы; не способны и не хотят. И вот какой-нибудь человек - малообразованный, может быть даже глупый, - начинает задавать такие вопросы, на которые, по русской пословице, семь мудрецов ответить не могут. Не потому, что он очень умный, а наоборот, он такую глупость говорит, что умный человек теряется, не знает, что ему сказать. Это я не к тому говорю, чтобы посрамить людей, у которых возникают странные мысли, а чтобы вы поняли, что всё дело в сердце человека. Один мыслитель произнес следующие замечательные слова: "Наши убеждения имеют основание в тех чувствах сердца, о которых мы часто не имеем никакого понятия". Иначе говоря, наши убеждения, наше вообще рассуждение, наш образ мыслей зависят от сердца, то есть все это - оправдание наших сердечных чувств. И это утверждение соответствует Евангелию. Спаситель сказал, что помышления злые исходят не из ума, а из сердца (см. Мф.15:19; Мк.7:21). В уме они только приобретают какую-то логическую, образную форму, но основания духовной и даже умственной человеческой жизни находятся в сердце; в голове они, если так можно выразиться, только оправдываются. То есть убеждения человека - это оправдание его внутреннего состояния.

Более того, душевная простота иногда соединяется и с простотой умственной, и человеку в умственном отношении простому легче приобрести душевную простоту. Душевная простота делает человека, обладающего ей, гораздо более верующим, чем человек, пытающийся при помощи рассуждений постигнуть истины христианства. В самом Евангелии сказано: Если не будете как дети, то в Царство Небесное не войдёте или Будьте просты как голуби и мудры как змии (см. Мф.18:5; 10:16). Антоний Великий (а это был чудотворец, великий учитель монашествующих, отец отцов, как называли его) говорил, что при помощи простоты святые соединяются умом с Богом. А наш великий праведник и чудотворец последнего времени - отец Иоанн Кронштадтский говорил: "В молитве будь как дитя лепечущее". То есть душевная простота на самом деле делает человека способным не понять истину, а воспринять ее внутрь себя. Истина в человеке живёт, и он уже не задается никакими вопросами; ему всё ясно не потому, что ему объяснили или он сам додумался, а потому, что он живёт той жизнью, которая не требует объяснений. Он понял по опыту своему, для чего он живёт; его жизнь полна такого смысла, который не нуждается ни в каких объяснениях. Потому прежде всего нужно стремиться к стяжанию вот этой простоты, простой веры. Люди, имевшие такую простую веру, творили чудеса. Мы знаем, что в первые времена христианства было много всевозможных чудотворцев, не только среди апостолов, но даже иногда и среди новообращённых. Известно, что многие мученики творили чудеса, но по мере того, как проходили века, эта простота и эта простая вера иссякали. Появлялись прекрасные обряды, появлялись глубокомысленные богословские литературные произведения, но вера иссякала, иссякала и иссякала, и мы теперь можем всё объяснить, все мы грамотные, много можем книг прочитать, но самого главного почти не имеем.

Я надеюсь, никто меня не подозревает в том, что я против изучения творений святых отцов. У нас сейчас другого выхода нет: для того чтобы вернуться к первоначальной апостольской простоте, нам нужно идти именно через изучение святых отцов, а не каким-то собственным, нами самими изобретённым способом - коротким путём, которого не существует. Познание основополагающих истин христианства должно быть познанием опытным, оно совершается не при помощи рассуждения, а при помощи душевной простоты. И это гораздо выше и важнее, чем теоретические рассуждения. Если бы мы прочитали книги всех святых отцов, но не пережили того, что переживали они, а просто их опытные знания сделали для себя какой-то отвлечённой наукой - неким богословием, стали как бы богословами по профессии, то это ничего бы нам не дало. Более того, часто это растлевает и охлаждает ум и душу, и многие из тех, кто думает о себе, что они уже имеют чрезвычайно много знаний, и кичатся тем, что они изучили писания святых отцов, на самом деле в сердце бывают совершенно холодны и от этой гордости ещё более себя опустошают. Если я, например, имею какие-то умственные способности, мне легко прочитать книгу - самые возвышенные, трудные для понимания рассуждения, допустим Григория Богослова, или Иоанна Дамаскина, или Григория Паламы, или других каких-нибудь отцов. Я прочитал, умом усвоил, а жить, как жили эти люди, я не могу, в отношении подвижничества оказываюсь совершенным младенцем, глупее самого глупого ребёнка, а кичусь тем, что я - профессор богословия.

Ничего нового я не говорю, мне кажется, что вы всё это и так знаете. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что сейчас изучают христианство не по заповедям, а по книгам. Когда умный человек как-то пытается постичь, в чем состоит смысл человеческой жизни, и читает книги - может быть, ему, как говорится, деваться некуда: раз он умный, ему приходится свой умственный голод насытить. А когда простой человек начинает искать ответ на этот вопрос - а он понять-то ничего на самом деле не может, - получается безвыходная ситуация. Я не порицаю людей, у которых скромные умственные способности, и не вижу в этом никакого особенного недостатка; вот самоуверенность такого человека уже делает его смешным. И вот представьте себе человека с ограниченными умственными способностями. Ему говоришь: "Нужно молиться, нужно подвизаться, очищать своё сердце и тогда ты всё узнаешь, тебе не нужно будет ничего объяснять". А он возражает: "Нет, вы мне объясните". Ему говоришь: "Прочитай вот эту книгу, там всё объяснено". А он понять её не может. И что делать с таким человеком? Молиться он не хочет, читать он не может. Безвыходная ситуация. Значит, нужно ему объяснить так, чтобы он понял. И надо эти возвышеннейшие истины как-то примерять к его скромным возможностям, к уровню его восприятия. Это очень трудно. Поэтому лучше, конечно, идти первым путём: он подходит и для умных, и для простых (я имею в виду по уму). Если бы даже мы всё поняли в отношении такого интересного вопроса: "Зачем Бог сотворил человека?", но сами бы не пережили это, то наше понимание нам бы ничего не дало. Всё равно мы должны шествовать по этому пути, а не только читать о том, что это за путь. Например, будем мы смотреть "Клуб кинопутешествий": смотрим, смотрим на разные страны, а на самом деле мы там нигде не были. Так же у нас получается и в отношении столь важного вопроса, ведь смысл жизни выражается всего в двух словах.

Потому будем прежде смирять свою душу, бороться со своими страстями. На самом-то деле мы, как православные христиане, знаем достаточно. Если бы наши познания о православном вероучении ограничивались одним Символом Веры и даже, может быть, и тот мы плохо понимали, не могли его объяснить, то всё равно это уже тот минимум, который является достаточным для всякого христианина в деле его спасения. Это минимальные догматические познания. Приведу ещё такой пример. В первые века христианства некий мученик, чрезвычайно простой, малообразованный, очень боялся, что во время допроса его собьют и он запутается, не сможет правильно ответить. В темнице, где он находился, был ещё священник, и он спросил у священника: "Как мне себя вести? Я боюсь, что меня запутают на допросе". А тот ему говорит: "Ты на все отвечай только так: "Я - христианин" и больше ничего не говори". Начинали обычно с допроса, всё это делалось очень формально, по правилам, и если человек отказывался поклониться римским богам, это воспринималось как нелояльность к Римскому государству. Тогда применялись пытки, и заставляли отречься от Христа. И вот на все вопросы человек тот отвечал: "Я - христианин", потом начались пытки с определёнными требованиями, на которые он тоже отвечал: "Я - христианин", и так он исполнил свой христианский долг и пострадал за Христа. Это, конечно, лучше, чем всё понимать, но не иметь благодати, не иметь твёрдости, необходимой для того, чтобы действительно исповедовать Христа перед людьми. Приведу другой, противоположный, пример. Известен такой выдающийся, гениальный мыслитель древности - Ориген. Он, конечно, во многом уклонился от православного вероучения, но в то же самое время был учителем многих святых отцов. Он вёл александрийскую огласительную школу, а это было чуть ли не первое, по крайней мере самое знаменитое, высшее учебное философское учреждение именно христианского направления. Ведь языческая образованность в то время находилась на весьма высоком уровне, а христианская, как нечто самостоятельное, только стала появляться. Ориген был учителем многих выдающихся святых отцов, которые о нём отзывались с похвалой, помня именно то доброе, что они от него получили. Он был переводчиком Священного Писания, проделал большую работу по его критическому изданию. Словом, необыкновенно гениальный человек. Но помимо того, что Ориген явился родоначальником нескольких ересей и впоследствии был проклят сначала поместным собором Александрийской Церкви, по-моему, ещё при жизни или сразу после смерти, а потом Пятым Вселенским Собором, - помимо всего этого о нём - и это самый главный показатель - известно следующее. Интересно, что Ориген с юности мечтал пострадать за Христа, его отец умер как мученик. Но когда возобновились гонения на христиан, а это было ещё в ту эпоху, когда христианство окончательно не восторжествовало, его схватили и под пытками он отрёкся от Христа. Так что же лучше: быть таким мудрым, как Ориген, не устоять и отпасть от Христа или таким простым, как тот мученик, который не умел ничего сказать, кроме как "Я - христианин"? Конечно же, все прекрасно понимают, что лучше быть таким простым и твёрдым в вере, как этот необразованный мученик.

Вы видите, что я откровенно и просто ухожу от ответа на вопрос: "Для чего Бог создал человека?" Я ничего об этом не сказал, более того, у меня даже нет желания говорить. Все же я расскажу об этом, но в следующей беседе, чтобы не смешивать две разные темы.

Я просто хотел показать, что даже если мы ничего не понимаем, - в этом совсем ничего страшного нет. Если бы мы хотели всё понимать, то мы бы не находились в монастыре, не молились Иисусовой молитвой и не открывали помыслы, а устроили здесь богословский институт. Но у нас здесь монастырь, то есть мы хотим измениться таким образом, чтобы нам самим стало понятно, в чем состоит смысл человеческой жизни. Или мы об этом только прочитаем и усвоим прочитанное, или мы переживём всё это. Или мы будем думать о том, для чего Бог создал человека, или каждый из нас станет таким человеком, который знает, что его Бог создал не напрасно. Лучше я ничего не буду понимать, но буду знать, что я недаром создан Богом, что в моей жизни есть смысл. Про всех остальных мне неизвестно, но в моей - есть. Вот это самое главное и, собственно, единственно важное знание, к которому и нужно стремиться. А когда я знаю, для чего вообще человек существует, но не знаю, для чего существую я, то это уже страшно. Для человека это уже отчаяние, когда он думает: "Да, вообще человек создан не напрасно, вообще-то жизнь человеческая имеет смысл, но моя жизнь не имеет смысла". Это страшнейшее, глубочайшее отчаяние, с которым нужно бороться, а отнюдь не поиск смысла жизни.

Вы знаете, что когда в нас действует какая-нибудь страсть, она нас ослепляет. Когда слабо действует, мы еще можем как-то над ней возобладать, но когда действие, допустим, гнева сильно, мы готовы всё что угодно сказать или сделать, лишь бы удовлетворить свою страсть. Так же можно сказать и о других страстях. В ком-то одна действует, а в ком-то другая. Гнев бывает у многих, но также бывает и страсть отчаяния, которая ослепляет человека, лишает его всякого рассуждения. Он не способен ничего понимать и не хочет слышать никаких ответов, никаких объяснений. Он задаётся только одним вопросом, на который, как ему кажется, никто ответить не может. А на самом деле тут всё просто: его ослепила страсть. Бывает, что человек, жаждущий услышать необходимое ему объяснение, быть может и очень умный, образованный, даже в проповеди какого-нибудь простого сельского батюшки, который хотя и просто и безыскусно, но искренно говорит о каких-либо общеизвестных вещах, находит что-то для себя подходящее. Все зависит не столько от того, кто нам объясняет, сколько от нашего собственного состояния. Если мы ослеплены страстью, то не будем свое безумие, бывающее всегда от ослепления какой-либо страстью, переносить на того человека или на те книги, в которых мы стремимся найти ответ на мучающий нас вопрос. Если человек, допустим, пьяница, то ему никак не объяснишь, что пить - это плохо. Он может ответить: "Я чужие деньги не пропиваю, я их сам заработал, я никому не мешаю. Почему это плохо?" Есть некоторые люди, которые не понимают, почему блуд - это плохо. "Супружеская измена - это да, а если я никому вреда не приношу, даже счастье каким-то людям доставляю?" И они не понимают, почему блуд - это плохо. Нет для них объяснения. Совсем не потому, что на самом деле его не существует, а потому, что они ослеплены страстью и не хотят слышать никаких доводов, потому что желают и дальше эту страсть удовлетворять.

Итак, истины христианства мы должны постигать прежде всего опытно. Пока опытно мы их не постигнем, у нас всегда будут вопросы. Вопросы, которые основанием своим часто имеют не действительную жажду знания, а желание себя оправдать. Когда же мы всё это переживаем, истины христианства усваиваем всем своим существом, когда мы живём по Евангелию, а не только со стороны на него смотрим, тогда у нас все вопросы отпадают.

Подвижники благочестия, так называемые исихасты, часто, как говорит Григорий Палама, даже избегали чтения святоотеческих книг, читали только то, что относится к внутренней жизни, и больше ничего. И святые отцы действительно дают такое наставление, допустим, Иоанн Лествичник говорит: "Небезопасно безмолвствующему пускаться в исследование догматов". Значит, для некоторых умственные упражнения, которые связаны с чтением книг, бывали вредны, т.е. наносили ущерб молитве, и эти люди искусственно создавали для себя внутреннюю простоту, для того чтобы больше сосредоточиться. Они отказывались, отрекались от образования, от знания суетного ради знания истинного, от знания умственного ради знания опытного. И вот когда человек приобретает такую цельность (заметьте, что по-славянски слова Будьте просты как голуби звучат так: Будьте цели яко голубие (Мф.10:16)), однородность натуры, тогда он уже действительно живёт с благодатью, тогда он, может быть, и чудеса способен творить. По крайней мере чудо, которое обязательно с ним происходит, - это его собственное нравственное преображение.

Я, конечно, не отрицаю необходимость образования, по крайней мере для некоторых, но нужно понимать истинную цену вещей: что на первом месте и что на втором, иметь представление о своего рода градации, иерархии ценностей. А не так, чтобы стремиться к теоретическому усвоению святоотеческого учения, а на деле быть совершенными младенцами. Именно практическим способом каждый может по-настоящему познать, для чего создан он сам - человек, которого он только и может понять и который ему, собственно, дан в распоряжение. И потом, если ты уже понял, для чего существуешь ты, когда ты это постиг всей душой, всем сердцем, тогда, может быть, ты будешь способен на самом деле понять, для чего существуют все люди, и сможешь помочь им.

На этом мы сегодня закончим. В следующий раз перейдем к теории, о которой я сказал, что она необязательна. Не потому необязательна, что мы ничего не должны знать, а потому, что важна прежде всего жизнь, опыт, а потом уже теоретические сведения, причем полученные нами не просто чтобы удовлетворить своё любопытство, любознательность, а чтобы самим это исполнять. Читать нужно не ради насыщения умственного голода, а для того, чтобы знать, как нам исполнять волю Божию, для того, чтобы святоотеческое учение стало нашим жизненным руководством. Иногда и как будто бы очень отвлечённые, возвышенные и абстрактные вещи на самом деле многое нам объясняют и помогают сориентироваться в собственной жизни. Вот так мы должны читать все святоотеческие книги, даже догматические, которые к нашему образу жизни как будто имеют малое отношение. Ведь если даже какой-нибудь возвышенный догмат не имеет отношения к моей жизни теперь, в настоящий момент, он, тем не менее, является общим ориентиром для всех христиан, для меня в том числе, и, может быть, когда-нибудь я приближусь к постижению этого догмата, - допустим, в будущей жизни узнаю, что такое тайна Пресвятой Троицы. Если же мы эти возвышенные ориентиры потеряем, то в конце концов мы можем заблудиться и вообще отпасть от Церкви. Потому имеет значение и теория, но теория как руководство, пусть даже предполагаемое; может быть, мы до этого никогда не дойдём, но всё равно мы должны это знать именно для того, чтобы пребывать в границах Церкви. На следующей беседе я попытаюсь рассказать, как святые отцы рассуждают о сотворении человека, для чего он создан. Это на самом деле очень интересно.

Вопрос. Вы говорили о простоте. Это разные вещи: простота душевная и умственная?

Ответ. Умственная простота - та, о которой говорится: простота хуже воровства. А про душевную простоту сказано: "Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного". Умственная простота - это просто глупость или, скажем так, ограниченные умственные способности.

Вопрос. Сопутствует ли простоте ума душевная простота?

Ответ. Нет, человек может быть очень умным и образованным, иметь вообще необыкновенно развитый, утончённый интеллект и при этом обладать душевной простотой. И человек может быть простой по уму, грубо говоря, дурак дураком, но такой самоуверенный, что считает себя великим философом. Возьмём, к примеру, наших большевиков. В основном это были люди малообразованные, хотя среди них находились и интеллигентные люди, скажем, Ленин. Он, конечно, не выдающийся философ, но человек интеллигентный. А вот те, которые примкнули к ним, всякие рабоче-крестьянские массы, были люди совершенно простые, но настолько уверенные в своей правоте, фанатично уверенные, что готовы были мать родную расстрелять, и так они и делали. Вот такой глупец с необыкновенной самоуверенностью пострашнее, пожалуй, умного человека - хотя если в нём нет душевной простоты, то и это страшно. Неизвестно, что страшнее: умный и лукавый человек или глупый и самоуверенный. Ведь большевики, эти самоуверенные люди, сколько дров наломали! Собственно, всё делалось их руками, кровь проливалась их руками. Если бы они не послушались кучку негодяев, интеллигентных или полуинтеллигентных, тогда бы ничего этого у нас в стране не произошло. Простота душевная должна быть обязательно, вне зависимости от того, умный ты человек или ты прост по уму. Если нет душевной простоты, значит, простота умственная, иначе говоря, необразованность не делает тебя автоматически добрым человеком. Наоборот, можно много дров наломать. Потому русская пословица (а пословица - это вековая народная мудрость) и говорит, что простота хуже воровства. То есть от простого, глупого, человека больше вреда, чем от вора.

Вопрос. Вы сказали, что Спиридон Тримифунтский был невежественным, но ведь он был святителем?

Ответ. Я не знаю, был ли он грамотным в буквальном смысле слова, то есть знал ли он грамоту, но он был малообразованный. Когда он собирался выступить против одного философа и произнести речь, то прочие святители его удерживали: ты, мол, необразованный, не говори. А он всё-таки настоял и сказал очень простые слова, но они дышали такой верой, такая в них была благодать, что философ обратился в Православие. Еще известно чудо, которое сотворил свт. Спиридон на Первом Вселенском Соборе, в доказательство того, что Бог един в трёх Лицах, в трёх Ипостасях. Он взял кирпич, сдавил его - и вверх пошёл огонь, вниз потекла вода, а в руке осталась глина. Это означало: если возможно, чтобы в кирпиче совмещалось три в одном, значит, возможно и то, чтобы Бог был един в трёх Лицах. Да, свт. Спиридон был необразованный, но в том же Соборе участвовали и образованные люди, например Афанасий Великий, которые настояли на том, чтобы в Символ Веры было введено слово "единосущный", как очень точный термин, правильно изображающий учение о Пресвятой Троице, о единосущии Бога Сына Богу Отцу. Все нужны - и умные и простые. Самое главное - если есть истинная духовная жизнь, значит, польза будет и от ума, если нет жизни, тогда что толку. Ещё раз хочу вам сказать, что вы должны понимать, что мы не в богословский институт поступили, а в монастырь, мы пришли сюда не изучать богословие, а спасать свою душу от вечных мук. Изучать богословие не запрещается, а некоторым это, может быть, и нужно, и полезно, но самое главное и единственно важное - это забота о своей душе. А всё остальное добавится, оно может принести пользу, если есть самое главное. Как некоторые отцы говорили, "богослов тот, кто чисто молится".

Вопрос. Можно ли спастись, не занимаясь умным деланием, и можно ли ставить смыслом жизни стяжание Иисусовой молитвы или надо иметь смыслом жизни спасение вообще?

Ответ. Если мы сосредоточимся на мысли о стяжании Иисусовой молитвы, то у нас может получиться, что мы средство превратим в цель. Поэтому, конечно, нужно думать о спасении, а не о стяжании Иисусовой молитвы, о том, чтобы достигнуть какого-то состояния. Иисусова молитва - это средство, наше дело - молиться и напрягаться в молитве, искать внимания и, может быть, даже некоторого развития в молитве, но это всё делается ради спасения. Точнее, нужно искать одного только внимания, а сосредоточение ума в сердце и прочее необходимо для того, чтобы преуспеть во внимании. Более внимательно ты молишься - значит, больше у тебя будет покаяние, сильнее ты будешь умолять Бога о прощении своих грехов и о том, чтобы Он помог тебе очиститься от страстей. Вот для чего мы занимаемся Иисусовой молитвой. Поэтому саму Иисусову молитву делать целью - это неправильно, это очень серьёзная ошибка, которая может привести даже к прелести или по крайней мере к искажению порядка ценностей; получится, что мы ищем не спасения, а совершенства. Мы об этом недавно говорили, что когда христиане ведут речь о совершенстве, под совершенством подразумевается, что мы всё совершили для своего спасения, а не то, что мы пришли к некоторому совершенству, достигнув какого-то абсолютного состояния. Всякий человек, даже и великий праведник, и чудотворец, нуждается в спасении. Сын Божий, пришедший на Землю, принял на Себя имя "Иисус", которое по разным переводам означает либо "Спаситель", либо "Спасение Божие".

Вопрос. Как понять слова игумена Никона Воробьёва о том, что можно исполнить все заповеди, иметь сердечную молитву и при этом быть гордым человеком?

Ответ. Наверное, он имел в виду внешнее исполнение заповедей, когда человек ведёт так называемый нравственный образ жизни, а внутренней, внимательной жизни не ведёт, тогда в нём возникает гордость, он впадает в фарисейство. Об этом пишет не только игумен Никон, об этом, по-моему, рассуждает и схимонах Василий Поляномерульский. Он говорит, что тогда, когда мы всё делаем как будто бы правильно, мы питаем внутреннего фарисея. Собственно, фарисейство в этом и состояло, фарисеи - значит особые, правильные. Хотя, может быть, некоторые из представителей фарисейской секты были лицемерами, но в основном это были люди, отделявшие себя от прочих, нерадивых, иудеев и старавшиеся всё исполнять. И вот исполняя все предписания Моисеева закона, они, однако, приобретали гордость, самый страшный из пороков. Наверное, об этом говорит игумен Никон. И мы также начинаем гордиться, когда исполняем те заповеди, которые относятся к внешней деятельности, либо когда нам кажется, что мы уже все заповеди исполнили. А кажется так потому, что, пытаясь соблюдать их, мы не понимаем их до конца и не умеем строго к себе применить. Человек внимательный к себе - а это возможно только тогда, когда он занимается непрестанной Иисусовой молитвой, - он видит, что он всякую заповедь исполняет с некоторой примесью нечистоты. Допустим, примешивается гордость, тщеславие, другие какие-то страсти. Он видит, что исполняет заповедь не до конца, что ее можно было соблюсти ещё более строго, еще больше преуспеть в этой заповеди. И потому такой человек никогда не может быть доволен, он всё больше и больше смиряется и почитает себя ничего не сделавшим, только начинающим. А не занимающийся умным деланием, по причине своего поверхностного взгляда на вещи, если так можно выразиться, предполагает, что он уже всё исполнил или исполнил самое главное, и потому гордится. А что касается того, можно ли иметь сердечную молитву и быть гордым, может быть такое, что некоторому человеку за какие-то его качества, или в виду ожидающих его искушений или испытаний, или вообще по неизъяснимым, непонятным для нас причинам даруется сердечная молитва, но это не значит, что он уже достиг бесстрастия, - в нём могут очень мощно действовать вообще все страсти: и блудная страсть, и сребролюбие (такие гадкие, совершенно не свойственные монашеству страсти), и даже гордость. И он, имея эту сердечную молитву, должен обращаться с ней не как с каким-то дарованием или наградой, а как с оружием, которое ему дано для борьбы со страстями. И если этот человек имеет сердечную молитву, пусть он не думает, что уже обязательно спасён. Он может потерять всё, в том числе и эту молитву, если будет нерадеть в борьбе со страстями и, в особенности, если поддастся гордости.

Вопрос. Почему мне гораздо труднее отогнать греховное чувство, чем помыслы? Вроде бы молишься, а оно держится и не отходит. Помысел и чувство - ведь оба идут из сердца, но помыслы я различить могу, а чувства - нет. Насколько надо быть внимательной, чтобы уметь различать и чувства?

Ответ. Когда человек преуспевает во внимании, он начинает видеть в себе малейшие изменения. Чем отличается помысел от чувства - я, например, не понимаю. У тебя чувства, а у меня помыслы. Мне кажется, суть в том, что бывают помыслы явные и грубые, и мы их различаем, а бывают очень тонкие, которые, если мы их примем и с ними согласимся, вызывают в нас то или иное чувство - вот мы и начинаем говорить: "Почему мы не различаем чувства?" Подобный вопрос свидетельствует о том, что ты помысел уже принял и с ним согласился, вот и появилось чувство. Все начинается с помысла. Потому я думаю, что чувство - это, так сказать, следствие помысла, либо просто незамеченного и принятого, либо, может быть, столь постоянного и привычного, что его можно назвать уже страстью, а потому его и отогнать трудно.

Вопрос. В какой-то из проповедей вы рассказывали о ереси антропоморфизма. А вот я в одной книге читала следующий случай. Кто-то укорил простого сапожника в том, что он молится Богу как человеку и говорит, что хотел бы развязывать ремни Его сандалий. От укорения сапожник очень огорчился, а Бог упрекнул самого обличителя, сказав: "Зачем ты отогнал от меня моего раба?" Еще вы говорили нам, что нельзя молиться, как молятся дети, обращаясь ко Господу: "Боженька", - но ведь дети искреннее взрослых, и их искренность, мне кажется, лучше нашей безвидной молитвы.

Ответ. Что касается того сапожника, то когда он молился, он не воображал Бога в виде человека и не приписывал ему человеческих черт, а просто беседовал с Ним как с человеком. В этом ничего плохого нет, наоборот, к этому нужно стремиться. Не в смысле какой-то дерзости, молясь без благоговения, но просто надо общаться с Богом так, как будто общаешься с человеком, стоящим рядом. Видимо, этот сапожник из-за своей, можно сказать, детской простоты преуспел в молитве. Об этой детской простоте говорят и Антоний Великий, и Иоанн Кронштадтский, и другие подвижники благочестия. Поэтому никакого противоречия здесь нет.

Что касается ереси антропоморфизма, то она состоит в том, что Богу приписывали свойства, присущие человеку. Когда мы пытаемся описать некоторые свойства Божества, то, чтобы лучше их понять, приписываем ему качества человеческие, понимая, что на самом деле Бог ими не обладает. Допустим в псалме говорится: восстани, вскую спиши, Господи (Пс.43:24). Конечно, Бог не спит, но мы сами изображаем его спящим, поскольку нам кажется, что он о нас забыл. И многое другое, подобное этому, встречается в Священном Писании. Вот сегодня в проповеди на Литургии я говорил, что Господь Иисус Христос в притче изобразил Бога Отца в образе милосердного человека, милосердного родителя, милосердного Отца, для того чтобы мы познали ту любовь, какую он испытывает к нам, - подобно доброму отцу, который и добрым, и злым детям делает добро, поскольку любит их, так как они его дети. Когда Священное Писание или святые отцы приписывают Богу некоторые человеческие свойства, то поступают так с целью объяснить некоторые истины Божественного бытия. Но в то же самое время делают это с определенной оговоркой, чтобы все понимали, что в действительности это только образное выражение, а Бог есть Дух и Он никак не описуем. Антропоморфисты же считали, что Бог вообще является человекообразным существом, - вот эта ересь, собственно, и осуждалась.

Относительно молитвы детей: не думаю, чтобы дети молились лучше, чем взрослые, разве что за редким исключением; может быть, какой-нибудь угодник, избранник Божий, действительно уже в детстве молился так, как молятся взрослые. Ведь на самом деле, хотя дети и говорят искренне: "Боженька", - однако мы редко слышим, чтобы дети творили чудеса, ходили по воде, во время молитвы поднимались на воздух или пророчествовали о будущем. Чтобы стяжать милость Божию нужен подвиг, одной простоты мало. Детская простота - это по большей части простота ума, которая сопровождается простотой души лишь потому, что дети - существа еще неразвитые. И одно дело - быть простым ребенком, а другое - быть простым как ребенок.

Вопрос. "Догмат выше заповеди". Как понять такое изречение?

Ответ. Догмат выше заповеди в том смысле, что вероучение выше нравственности. Не будет вероучения - и нравственность не будет иметь никакого значения. В этом отношении догмат выше. Я говорю не о том, что если мы знаем догматы, то потому можем пренебрегать заповедями, но о том, что нравственность без правильной веры не будет спасительной. Как, впрочем, и наоборот: если будет правильная вера, но не будет нравственности, вера нас тоже не спасет.

Вопрос. Батюшка, а вы не могли бы привести пример того, как искажение догмата отражается на нравственности. Может ли такое быть?

Ответ. Некоторые мыслители пытались проследить, как искажение того или иного догмата приводит к искажению в человеке той или иной нравственной черты. Я думаю, что в этом есть некоторая натяжка. Догматы искажаются от гордости. Все ересиархи были людьми чрезвычайно горделивыми, и их гордость состояла в том, что они свое собственное мнение ставили выше Священного Предания. Вот это несомненно. А как своей ересью они влияли на нравственность конкретно (чтобы, допустим, от искажения одного догмата в человеке начинало образовываться тщеславие, от искажения другого - гнев) - об этом ничего сказать не могу, думаю, что такой прямой связи нет.

Вопрос. Я встречала людей простых по душе, искренних, но неверующих, становящихся даже злобными, когда начинаешь говорить с ними о Боге. Какие же в таком случае нужны душевные качества, чтобы человек был верующим?

Ответ. Говоря о простоте, под ней мы имеем в виду не только искренность, но и отсутствие гордости и тщеславия. Мне кажется, что и целомудрие в каком-то смысле относится к простоте, как некоторое ее свойство. Поэтому нельзя только одну искренность считать простотой. И даже если бы человек обладал простотой вполне, то это не единственное качество, которое нужно, чтобы обратиться к вере и быть верующим. Бывает иногда, что человек гордый и лукавый обращается к вере и потом начинает каяться, подвизаться, старается очистить себя от этих отвратительных страстей. И бывает, что человек простой пребывает холодным к вере, более того - он может развратиться, увлечься какими-то соблазнами и потерять свою душевную простоту. Потом, нужно отличать врожденную простоту от простоты, приобретаемой подвигом. Конечно, человеку простому от природы, если он трудится над собой, легче приобрести простоту благодатную, простоту евангельскую, но это не означает, что тот, кто от природы хитрый или горделивый, не может с помощью благодати Божией изменить свою натуру, - нет, это возможно. То есть простота - это далеко не все, что необходимо для спасения, и нет такого свойства в человеке, которое одно предопределяло бы его поведение. В частности, никакие из собственных душевных свойств не могут человека порабощать. Он способен пренебречь как внешними обстоятельствами: воспитанием, своим образом жизни, предыдущим опытом, грехами, - так и некоторыми душевными свойствами: злыми, стесняющими его и мешающими ему прийти к Богу, или, наоборот, добрыми, которые помогают прийти к Богу, но попрание которых отдаляет его от Господа. Человек - существо свободное.

Вопрос. Вы как-то говорили, что мы должны быть готовы к страданиям. Что Вы имели в виду?

Ответ. К страданиям нужно готовиться в том смысле, чтобы приобретать благодать и бороться со своими страстями. Интересно, что страсти и страдания по-славянски называются одним и тем же словом. Поэтому нужно понимать, что имеющиеся у нас греховные навыки в аскетической литературе расцениваются как страдание, от которого мы должны избавиться. Действительно, для человека, стремящегося к целомудрию, блудная страсть - это страдание. Для стремящегося к кротости гнев - это страдание. Для стремящегося к смирению гордость - это страдание. Когда человека борет какая-то страсть, а он ей противится, это приносит душевное страдание, а при некоторых страстях, скажем блудной, гнева, чревоугодия, не только душевное, но еще и телесное. То есть готовиться к страданию - значит бороться с теми страстями, которые в нас есть. Но сказать, что кто-то из нас уже готов к действительным физическим страданиям и подвигу мученичества, мы не можем. С помощью благодати Божией, мы способны подготовиться к этому настолько, насколько это вообще возможно для человека. Когда придет такое испытание - не дай Бог, конечно, - человек сможет устоять только в том случае, если будет усердно молиться, прилепляясь всей душой к Богу, подготовив себя предыдущей борьбой со страстями, поскольку физическое мучение - это та же самая борьба, что и духовная, только борьба, происходящая очень бурно и стремительно. что монашествующие испытывают на протяжении многих лет, то мученики испытывали, может быть, за несколько часов, но с ними происходило то же самое, суть их подвига та же, но если человек не имеет твердого произволения, он в этой борьбе благодать теряет, а без благодати, силами своего естества, устоять не может и падает. Подготовиться к страданию можно усердным подвигом, и кто стяжает такую обильную благодать Божию, какая была у первохристиан, тот, наверное, и будет к мучению готов. Хотя мы знаем, что в близкое к нам время, в 20-30-е годы XX-го века, новомученики российские - люди порой самые обыкновенные - терпели ужасные страдания за Христа, проявляя в них небывалую твердость. Мы не знаем, какие точно они испытывали в душе ощущения, но известно, что некоторые из них даже и в лагерях приобретали благодать Божию, совершенствовались. Они не боялись смерти, - правда, у них такая была страдальческая жизнь, что для них смерть была приобретением (см. Флп.1:21), в смысле освобождения от страданий.

Вопрос. Что делать, если внимание сильнее при молитве умной, чем сердечной? Из-за этого я не молюсь молитвой сердечной.

Ответ. Может быть, просто не получается еще молиться в сердце. Надо посоветоваться со старицей. Случается, что человек уже обладает навыком молиться умственно, но еще не имеет навыка молиться в сердце. И потому он как бы выбирает ветхое вино, устоявшееся, а нового вкушать не хочет. Как говорит Священное Писание, кто пьет ветхое, тот не хочет пить новое (см. Лк.5:39). Но если он будет упражняться в молитве сердечной (с совета, конечно, старицы) и несколько преуспеет, тогда уже не захочет отвлекаться от нее, потому что почувствует от нее большую пользу, бoльшее утешение.

Вопрос. Можно ли выработать душевную простоту и как это сделать?

Ответ. Для этого необходимы прежде всего исповедь, откровение помыслов, послушание. Все это избавляет человека от лукавства. Также постепенно изменяет человека молитва Иисусова и вообще умное делание, поскольку во внутренней борьбе со страстями он вынужден постоянно познавать свою немощь и смиряться, а от этого душа и упрощается. Ведь на самом деле гордость и лукавство - это почти что одно и то же, как и смирение с простотой также почти одно и то же. Если человек смиряется, он начинает на себя смотреть проще, ничего из себя не изображает и избегает всего, что может его лишить благодати. И таким образом душа его постепенно изменяется.

Вопрос. Преподобный Амвросий Оптинский пишет, что когда человек молится устной Иисусовой молитвой, то в прелесть ему впасть невозможно. Скажите, не по этой ли причине святые отцы советуют новоначальным начинать именно с устной молитвы?

Ответ. Я считаю, что в прелесть можно впасть и читая устно Иисусову молитву, и вообще не читая Иисусовой молитвы, а занимаясь, допустим, псалмопением. Прелесть зависит не от того, какую мы читаем молитву, а более от нашей гордости и, может быть, от неопытности. Вероятно, при устной молитве в прелесть впасть труднее, потому что отсутствуют самые опасные моменты умного делания, в ней все проще. Но неужели при устной молитве не может развиться, например, неправильное воображение? Человек, молясь устно, может представлять себе райские обители или еще что-то подобное - вот и все.

Вопрос. В первом томе творений святителя Игнатия говорится, что учение о молитве Иисусовой есть как бы догмат, поскольку это делание преподано Самим Господом и апостолами. Действительно ли это так?

Ответ. Я не могу сказать. Если оно и не является догматом в том смысле, что о нем нет догматического определения, тем не менее учение об Иисусовой молитве равнозначно догмату.

Вопрос. Но ведь догматами являются только те определения, которые были установлены на Соборах?

Ответ. Необязательно. Я считаю, что оно равнозначно догмату.

Вопрос. Что такое постриг в схиму? Прощаются ли вновь при этом все грехи, даются ли еще какие-то обеты? Вообще даруется, видимо, сугубая благодать, да? Скажите в двух словах, в чем смысл пострига?

Ответ. Повторяются те обеты, которые были даны при постриге в мантию. Смысл пострига в том, что человек возобновляет обеты, которые он нарушил после крещения, и дополнительно дает обеты нестяжания, безбрачия и послушания, то есть те, которые не для всякого христианина обязательны, но он добровольно берет на себя такие обязанности, чтобы сугубо служить Господу.

Вопрос. Иногда в житиях святых читаешь подробности о том, что они подумали в какой-либо жизненной ситуации. Откуда и кто узнал, что тот или иной святой думал, разве святые открывали это кому-нибудь? Как стало известно об их внутренней жизни?

Ответ. Во-первых, они могли и открывать, во-вторых, если мы знаем об образе жизни святого и о том подвиге, который он нес, то можно о многом догадываться, а в-третьих, составители житий могли приписывать святым те или иные мысли или слова, вкладывать в их уста свои рассуждения, чтобы сделать житие более интересным, более поучительным.

Вопрос. Меня все время смущает помысел, что хотя Бог послал Своего Сына в мир по любви, но Сын исполнил повеление не по любви к человеку, а лишь по послушанию. В чем я неправильно рассуждаю?

Ответ. По-твоему получается, что Господь Иисус Христос не имел любви, а имел только послушание и спас нас как бы нехотя. Конечно, это нелепость. Послушание отнюдь не противоречит любви. Вы просто по себе судите и считаете, что послушание бывает только таким, когда вы делать что-либо не хотите, но все-таки слушаетесь. Но бывает и другое послушание, когда человек с радостью, охотно что-либо совершает, потому что ему нравится это делать - он сам понимает, что именно так и нужно поступить. А вы думаете, что для послушания нужно обязательно делать что-нибудь через силу.

Вопрос. Может ли духовная жизнь развить в человеке эстетическое чувство?

Ответ. Необязательно, но бывает, что возникает любовь к красоте. Например, у многих подвижников благочестия созерцанию красоты природы сопутствовало богомыслие, они видели в совершенстве природы выражение любви и премудрости Божией. Значит, тут было и эстетическое чувство. Некоторые подвижники, скажем, строили монастыри, храмы, - не только подвижники-аскеты, монахи, но и святители, и другие люди святой жизни. А откуда появилась вся великолепная церковная культура? Очевидно, она создана людьми, пережившими какие-то изменения в душевном состоянии. Ведь не могло же быть так, что подвижники, живя духовной жизнью, ничего больше не делали и нанимали каких-то бездуховных, чуть ли не неверующих людей, чтобы те им строили, писали иконы и так далее. Понятно, что процесс духовного развития и создания произведений церковного искусства был непрерывным и единым. Хотя можно встретить и человека весьма духовной жизни, имеющего даже возвышенные духовные дарования, а вот эстетическое чувство у него не развито.

Вопрос. Прославляется ли Бог, если человек овладевает земными науками ради прославления Творца? Можно ли желать овладеть земными науками?

Ответ. Я не думаю, что Бог прославляется тем, что человек овладевает земными науками, разве только этот человек просто сам благодарит Бога, что Он дал ему такие способности и возможности. На самом же деле его занятие отнюдь не направлено на то, чтобы прославлять Бога, а скорее на то, чтобы удобно и уютно устроить свою земную жизнь, а также чтобы найти какой-то способ познания, образ существования или средства к существованию помимо помощи Божией. Хотя в том или ином конкретном человеке может проявляться при этом даже чрезвычайное благочестие или благоговение.

Вопрос. У меня недоумение: если у людей, как у Лиц Пресвятой Троицы, одна общая, то есть одинаковая, природа, то мы в вечной жизни, когда будем без тела, как-то сольемся воедино?

Ответ. Лица Пресвятой Троицы подобны друг другу до полной тождественности во всем, кроме трех свойств. У нас же много разных свойств, которыми мы отличаемся один от другого, почему же мы должны сливаться? Лица Пресвятой Троицы обладают свойством вездесущия: Бог Отец везде, Бог Сын везде и Бог Дух Святый везде. Естественно, раз Они всюду присутствуют - всюду и соединены. Мы же не обладаем таким свойством, как мы сольемся? А соединяемся мы в Боге, потому что все общаемся с единым Богом, потому что у нас становится как бы одна воля, мы исполняем одни заповеди, пребываем в послушании одному Богу. Как говорил некоторый угодник Божий, кажется Арсений Великий, на небесах у всех единая воля, а здесь - разные. Значит, мы будем как ангелы, у нас у всех будет одна воля - в этом смысле мы соединимся. Мы и сейчас отчасти стремимся к объединению, но не к такому, чтобы превратиться во что-то одно.

Вопрос. О чем говорит такое человеческое свойство, как злость, как извлечь из нее пользу в духовной жизни?

Ответ. Не знаю, как из злости можно извлечь пользу. Наверное, ты перепутала с гневом? Лучше все-таки злость никак не использовать, лучше ее уничтожать. Правда, святые отцы говорят, что гнев можно направить против греха и против ереси, то есть заблуждения. Но злость и гнев - это, мне кажется, разные вещи.

Вопрос. Батюшка, а чем они отличаются?

Ответ. Гнев - это сравнительно нейтральное свойство и его характер зависит от того, на что будет направлен, а злость предполагает, что человек поддался страсти. Само это слово происходит от слова "зло". Как может быть, чтобы злость, имея корнем "зло", потом породила добро? Говорят иначе: "не делай добра, не будет и зла", а вот "делай зло и будет добро" - этого я не слышал.

Вопрос. Была ли у Господа Иисуса Христа человеческая душа?

Ответ. Для того чтобы искупить все человеческое естество, Господь должен был и воспринять его целиком, а поскольку более всего нуждалась в очищении, искуплении и спасении душа, значит, Он должен был воспринять и душу. Поэтому во Христе была и человеческая плоть, и разумная человеческая душа. И через человеческий ум Ипостась Сына Божия соединилась с человеческой природой. Иначе говоря, разум, то свойство, которое более всего определяет человеческую ипостась, соединился не с природой Божества, а именно с Ипостасью второго Лица Пресвятой Троицы, поэтому во Христе присутствовала и полнота Божества, и полнота человечества. Называя Христа совершенным Человеком, мы подразумеваем не столько то, что Он был совершенным в смысле нравственном или духовном, сколько то, что в Нем была полностью вся человеческая природа.

Вопрос. Дух Святой как Ипостась исходит от Отца, а можно сказать, что на землю Он подается Сыном?

Ответ. Одно дело исхождение Духа Святого от Отца, то есть Его происхождение и образ бытия, другое - посланничество Его на Землю. Дух Святый не вышел каким-то особенным образом от Сына, но, будучи послан, сошел на Землю Своим действием (не Ипостасью!), которое, благодаря человеческим заслугам Господа Иисуса Христа, проявилось вначале на апостолах, а потом на всех членах Православной Церкви. Поэтому схождение здесь - посланничество Духа Святого в Его действии, потому что Он нигде и никогда не являлся Своей Ипостасью подобно Сыну Божию. А как Ипостась может сойти? Если бы Ипостась Духа Святого сошла, допустим, на апостола Петра, значит, апостол Пётр стал бы Его воплощением? Это же кощунство.

Вопрос. Читала, что в день Пятидесятницы Дух Святой сошел на апостолов и они вспомнили все, что им говорил Господь. Меня так смущает слово "вспомнили".

Ответ. А что тебя смущает? Да, правильно, они многое вспомнили, а иначе зачем бы Спаситель им вообще что-либо говорил - сразу Дух Святой сошел бы на них и они бы все узнали, но нет, они именно вспомнили, потому что тут важно было не только откровение свыше, но и их человеческое свидетельство. Это всегда придает уверенности. Апостолы говорили совершенно спокойно, твердо, никто не мог их переубедить, потому что они сами все своими ушами слышали и непосредственно, лицом к лицу беседовали с Господом.

Вопрос. Почему протестанты признают только еврейский библейский канон и не принимают неканонические книги? Чем это они объясняют?

Ответ. Тем, что они верят только Священному Писанию и отрицают Предание, а так как неканонические книги донесло до нас как раз Предание, то протестанты, для того чтобы их отвергнуть, вынуждены были определить для себя, чем Священное Писание ограничивается, и им пришлось опереться на еврейский канон. С другой стороны, и Новозаветный канон, не имеющий отношения к еврейскому преданию, часто становился зыбким для них, они подчас сомневались даже в некоторых книгах Нового Завета. Например, Лютер сомневался в достоверности Апокалипсиса, послания апостола Иакова, потому что они не соответствовали его представлению о том, что человек спасается одной верой без дел.

Вопрос. Мне непонятно: если догмат выше заповеди, то нравственность не зависит от догматов или все-таки зависит, поскольку опирается на догмат как основу веры?

Ответ. Нравственность непосредственно не зависит от догмата, нет такой прямой зависимости, чтобы от нарушения какого-либо догмата изменялось известное нравственное свойство: допустим, если человек отрицает такой-то догмат, то в нем начал бы действовать гнев, а если другой, то сребролюбие. Но определенная зависимость, безусловно, существует. Когда мы нарушаем догматы, то мы хулим Святого Духа, нарушаем учение Церкви, отвергаем ее Предание и лишаемся благодати, поэтому в нас начинают действовать страсти. Уже само попрание догмата есть гордость, а вслед за гордостью приходят и остальные грехи.

Вопрос. Нужно ли начинать приобретение добродетелей бездумно, не анализируя, механическим исполнением заповедей? Например, на каждый помысел осуждения отвечать: "Молчи, ты хуже всех". И так усилием воли по мере сил подавлять любую страсть?

Ответ. Я не знаю, уместно ли именно так возражать помыслу, надо со старицей посоветоваться. Но бороться, конечно, нужно не анализируя, механически, а если мы будем рассуждать, то всегда найдем оправдание своей страсти. Пока мы поймем, что это греховный помысел, мы уже согрешим тысячу раз, поэтому никакого анализа не должно быть, а нужны борьба и отсечение, анализ значит собеседование с помыслом.

17 октября 1999 г.

Игумен Авраам (Рейдман)
Благая часть. Беседы с монашествующими. - Новотихвинский женский монастырь